Она сунула ему бинокль и затопотала по лестнице вниз, звеня ступеньками. Выходя из тени, пошла к мужу, что стоял на свету, сунув руки в карманы старых камуфляжных штанов и чуть сутуля широкие плечи, обтянутые любимой черной футболкой. Склонив голову набок, смотрел, как она подходит, поднимая лицо, и карие глаза темнеют, а на скулах разгораются легкие пятна румянца.
- Стоит. Говорит че-то, - докладывал увлеченный Пашка.
Ника прислонилась к черной футболке и обхватила Фотия руками.
- Ты поверишь, я до сих пор к тебе не привыкну никак. Ты что – совсем-совсем мой?
- Да, Ника-Вероника. Именно.
Она вздохнула, и снова прижалась, слушая сердце. Ей ужасно нравилось, что оно бьется так мерно, такое надежное. Только по ночам, когда они любились… Не надо сейчас про ночь, приказала она себе.
- Ты еще не успел меня заревновать к Пашке?
- Почти. Потому и вышел. Присмотреть.
- Угу. Я вовремя спустилась.
- Руку целует! О-о-о! Марина кивнула! Кивнула, пап! Ы-ы-ы-ы, Мишаня ее на руки берет! Да вы что там, оглохли, что ли?
Пашка отнял от лица бинокль и посмотрел вниз, на светлую макушку и под ней – копну вьющихся каштановых волос.
- Целуетесь снова! Ну как маленькие. Эгоисты! Там, между прочим, судьба решается!
- Угу, - отозвался Фотий, обнимая Нику за плечи, - второй раз уже, кабы не третий. Паша, давай вниз, они нас ждать будут, через…
- Через сорок три минуты, - подсказала Ника.
Вдвоем они поднялись на крылечко маленького дома.
- А-а-а! – заорал Пашка, - он ее уронил! В воду прям! Что будет…
Через полчаса вся компания сидела на песке, в притащенных из корпуса шезлонгах. Марина краснея, похлопывала по лысине Мишаню, который устроился у ее ног, и держал обеими руками пухлую ручку. Фотий и Ника пили шампанское, а Пашка, вопя, забегал в зябкую воду, нырял и выскакивал обратно, тряся мокрой головой.
- Энергетика, говоришь, - задумчиво повторил Фотий, - ты права, Марина, в поселке всякое. У нас лучше и чище. Пока что.
- Так и будет, - величественно постановил Мишаня, поправляя ерзающий по белой спине жиденький хвостик черных волос, - бандит этот теперь вряд ли сунется. Скажи спасибо Вовке. Конечно, придется тебе теперь номерок держать для генеральских жен.
- Да пусть, - Фотий махнул рукой, вытягивая длинные и уже загорелые ноги в шортах, - лишь бы шалить не ехали сюда сами служаки. Ну, ты понял, да?
- Нет-нет, - успокоил Мишаня, с неохотой отпуская руку невесты-жены, которая, пощупав сохнущее на спинке шезлонга парео, встала и направилась к воде, - никакого разврата, только дамы и детишки, и старые служивые перечницы.
И глядя, как Марина, пожимаясь, пробует воду ногой, вполголоса прибавил:
- Для этого у них другие места есть, а жен тоже ж куда-то надо. Такой вот, Феденька, натуральный обмен, они тебя прикрывают, а ты платишь гостеприимством, сплошной феодализм.
Пашка плеснул на Марину водой, и она вдруг, в два прыжка подскочив к нему, ловко сшибла его в невысокий прибой.
- О-о-о! – возмущенно заорал тот, - нечестно, я ж не могу, ты же дама, теть Марина!
- Зато я могу, - оживился Мишаня, с кряхтением встал и побежал к воде, тяжело перебирая худыми ногами в смешных попугайных трусах. Запрыгал вокруг жены, пытаясь затолкать ее в воду.
- Как хорошо, что Мишаня помог, - Ника допила шампанское и ввинтила стакан в песок, - а Вовка – друг его и генерал, да?
- И друг, а раньше служили вместе. Мишка, чтоб ты знала, великий шифровальщик, таких единицы.
- Ничего себе. А с виду просто чудак. А Марина?
- Марина – профессор. В институте высшую математику преподает. В Москве. Даже не знаю, как они с Мишкой жить будут. Наверное, как и жили, только в гости друг к другу ездить станут почаще.
Ника засмеялась, подставляя солнцу лицо. Через закрытые веки теплые лучи рисовали алые узоры.
- Как все удивительно! Она тоже такая, все толкует про энергии и всякие позитивы-негативы, я думала – ну, обычная тетя, из тех, что на эзотерике сдвинуты.
- Они, Никуся, давно уже позволяют себе быть самими собой. Люди среднего ума как раз чаще выглядят самыми нормальными, средними, такими, как положено.
- Как я. Я вот совершенно нормальная.
- Ты-то? – Фотий откинулся на полотняную спинку и захохотал, - Вероника, ты серьезно считаешь себя нормальной?
- А что? – обиделась Ника, осматривая купальник, розовые от солнца руки и ноги. И фыркнув, тоже расхохоталась.
- Оййй, я что-то вспомнила, как ты паспорт свой полоскал под краном. А я заснула с ключом наперевес. От страха. Два совершенно нормальных таких существа.
Фотий потянулся, закидывая руки за голову и щурясь на нестерпимую небесную синеву.
- Ты, Ника, совсем особенное существо. Что?
Открыл глаза, пристально глядя на ее вдруг осунувшееся лицо.
- Я… Он мне те же слова говорил. И всем их говорит, я знаю. Токай. Это способ такой, чтоб девочек к себе притянуть. Ах, ты совсем особенная. И каждая соглашается, думает – наконец-то, нашелся такой, который меня разглядел. Извини. Я хотела сказать дальше. Я хотела сказать – ты это говоришь, и тебе я верю. А ему нет. А слова – одинаковые.