ЯТ

Около крилавка – специального прилавка, сделанного с математически подобранным наклоном, удобным для облокачивания людей, находящихся под градусом – околаколачивался, качаясь (мы сначала испугались: не окочурится ли?), знаток-сцепиалист. Или сцепиволист. Или спецпиволист? Спецвыпивалист. Но не тот, кто выпиливает, а тот, кто выпивает в стельку, являющуюся частью кожаного листа.

– Не поделитесь ли опытом? – обратились мы к нему. Мы с Гидом. Том молчай. Молоко и чай – вот всё, что мы ему дозволяли.

– Мне нечем делиться, – отвечал спецвыволист грустно и печально, – всё давно выпито.

– Тогда не подскажете ли, что есть что? То бишь что пить что?

– Охотно, – оживился он и задвигался немного быстрее, – что вам интересно?

– Расскажите попоброднее о напитках, – попросили мы. – Попобродильнее.

– Хорошо, – он покачнулся в такт ответу. – Вотка – это обычная местная, умягчённая. Брать не солветую, кроме как если горло уже продрали, и оно горит. Чтобы его успокоить, можно смягчить воткой. Здеська делается на базе авоськи и небоськи: авось поможет, небось не повредит. Тутка – это тутовка, тутоввая настояка. Из тутовника. Тоже местная: тут делают. Сколько ни пьёшь, всё тут да тут. Другое дело – тамка. Выпьешь – и сразу там. А тамтамка ещё круче: выпьешь – и сразу аж там-там… Делается на основе ударов там-тамов. Один глоток – и ты сам как там-там.

Он объяснил нам и отпал. И крилавок не помог.

В бакалейном отделе особым спросом пользовались конфеты «Мишка колченогий», «Арлёнушка», «Карровка».

Продавался также чай чёрный, молотый.

– А ломовый у вас есть? – спросили мы.

– Извозчики повыбрали, – извинилась продавец, фигурно пожимая плечами.

Стояли бутыли с луксусом.

– Сразу для домашнего консервирования, – предупредила продавец, – лук с уксусом.

– А лук какой – лукавый?

– Лукоморный. На излучине росший.

Через наши плечи подали чек.

– Пачку чаяния, – сказал подавший. Взял её в руки и принялся недоумённо вертеть. Потом спросил:

– А где дата выпуска?

– Осталась на заводе-изготовителе, – пояснила продавец.

– Есть ли ещё шорох в шороховницах? – спросил кто-то.

– Только шероховатый, – отвечала продавщица.

– А шурум-бурум есть?

– Только на шурпу.

– С шурупами?

– С шампурами.

Человек средних лет и аналогично одетый, ходил, подобно нам, ничего не покупая, однако тщательно осматривая товары.

Мы обратили на него внимание потому, что изо рта у него свешивался кошачий хвост.

– Не обращайте внимания, – прошамкал он, – это одна из кошек, скребущих мне душу.

Ещё два хвоста торчали из ушей.

– Я приглашаю их шпечшиально, – признался он, – за шоответштвующую плату, разумеетша. Они превошходно отшкребают вше наштлоения плохого наштроения, оштатки и ошадки дошадки, што не увезёшь на лошадке, и я хожу шо шпокойной душой, ни о чшом не забочшась.

В хозяйственном отделе выбор товаров соответствовал наличию. Но, подойдя к отделу, мы нарвались на следующий диалог:

– У вас лампочки есть?

– Да. Только они не горят.

Из особо впечатляющего нам понравились продаваемые и продаватые зубные защёлки, позволяющие удобно держать язык за зубами, да настольные лампы Аладдина – очевидно, названные по имени изобретателя.

В ряд лежали патрон-таш, ягд-таш и таш-кент – специальная сигаретница. Правда, сейчас её заполняли высохшие хлебные крошки. А может, табачные.

Продавались обогреватели – для обогрева, обозреватели – для обоза, ободриватели – для ободрения, ободреватели – для обдирания деревьев, одобриватели – для одобрения, обориватели – для борьбы, а также для превращения леса в бор, обобриватели – для бритья под бобрик.

В галантерейном отделе мы отметили трусы с длинным рукавом, да солнцезащитные зимние очки с меховыми стёклами. На особом прилавке лежали рядком барокко, сирокко, рококо и кукарекуу, предназначения которых мы выяснить не сумели.

В отделе уценённых товаров лежали амбиции.

– Амбиции, наверно, сделаны из амёбы? – решил выяснить Том гносеологию.

– Именно. Только не сделаны, а произошли от, – пояснил Гид, – следующая стадия развития амёбы – амбиция.

– А потом?

– А потом – амба.

– После амбиции?

– Да, если начинают очень разрастаться. нечто вроде раковой опухоли. Перекрывают дыхание – и всё. Амба.

Когда мы вышли из магазина, ко входу подъехали турусы на колёсах и с шашечками на боку. Колёса на них стояли хейлиевские.

Около них, обсуждая технические достоинства, заспорили набежавшие дети:

– А двигатель какой?

– Реклама, я знаю!

– То есть? – переспросил, не поняв, Том.

– В качестве двигателя они используют рекламу, – пояснил Гид, – реклама – двигатель…

– А я думал, они на спирту работают, а это – водитель, – хмыкнул Том и указал на нетрезвого вида мужчину, ходящего вокруг фонарного столба и вопрошающего:

– Ты что, офонарел? Слышь, хватит, пошли домой.

Мужчина, похоже, хорошо хватанул табуретовки, а его близкий друг – очень хорошо, отчего ему и стало плохо.

– О, а это что? – обратил Том внимание на проходящего мимо разносчика. Тот продавал абсолютно диких животных: леденцовых зайцев с петушиными хвостами. – Василиски?

– Что вы! Те петухи с ящеричными хвостами.