Явление зверя

Дом — это крепость. Маленькая крепость на втором этаже старого кирпичного дома, крепость, защищающая не камнем и не замками, а линялыми обоями и выцветшей фотографией родителей, пожелтевшей моделью «ТУ-154» с отвалившимся хвостом и огромным допотопным, компьютером на письменном столе, бабушкиными блинами, дедушкиными сигаретами «Беломор», Анькиными кремами и духами, тысячью родных мелочей, сопровождавших меня всю жизнь с самого рождения.

Этот дом — мое убежище. От всех врагов, от бед и несчастий, здесь я в безопасности всегда. Здесь в безопасности все, кого я люблю.

…А Гуля по вечерам стремглав удирала от меня в Анькину комнату, может быть, стеснялась оставаться со мной, а может быть, просто ей было противно. Дружить, помогать друг другу — это одно. Но в постель лечь с таким уродом…

В конце концов неопределенность наших с Гулей отношений начала мучить меня больше, чем какие-то опасности извне, я чувствовал, что все это не может продолжаться долго, что нам надо поговорить, но никак не получалось — все время народу полон дом, все время какие-то дела… дела… да и поди придумай, с чего начать!

Не о том я думал! Совсем не о том, о чем должен был! Расслабился, размяк… Я никогда себе не прощу того, что случилось потом, на десятый день моего пребывания дома.

Мне нет и не будет оправданий, я должен был все предвидеть, предусмотреть и просто не допустить, чтобы мы остались дома вчетвером и у бабушки кончилось лекарство.

Дед отправился на прогулку, Анька была на работе. А мы втроем столпились возле натужно кашляющей бабушки, хлопали глазами и не знали, что делать.

У бабушки астма была давно, сколько я себя помню, все мы к этому факту привыкли и никогда особенно не пугались, если вдруг бабушка начинала кашлять, потому что у нее всегда было лекарство — маленький чудодейственный ингалятор, с помощью которого дыхание восстанавливалось в считанные секунды.

У нас никогда не случалось такого, чтобы лекарство в ингаляторе заканчивалось! Никогда! Ни разу на моей памяти!

И вот — пожалуйста… За всеми этими волнениями и суетой и бабушка, и все мы напрочь забыли, что за ингалятором нужно следить.

На самом деле в сложившейся ситуации ничего, кроме как действительно принять Гошкино предложение, уже не оставалось… Я очень не хотел выпускать его на улицу. Какое-то шестое чувство яростно сопротивлялось этому, но пришлось его подавить. Бабушке становилось все хуже, и, даже если бы мы решились вызвать «скорую», не было никакой гарантии, что она успеет…

— Леш, ну давай я в аптеку сбегаю! Ну, в двух же шагах! Я быстро! Бегом! Никто меня не заметит! Да и не ищет меня никто! Никто не знает, что я с вами!

Аптека — в соседнем доме, ее из окна видно. Я осторожно отодвинул занавеску, огляделся по сторонам и не заметил никого подозрительного по всему периметру обзора… Нужно быть редкостно невезучим, чтобы напороться на знакомого в середине дня на достаточно тихой улочке, пробежав через нее туда и обратно.

Гошка действительно сбегал за лекарством за две минуты, прибежал запыхавшийся и довольный, с успехом выполнив возложенную на него миссию, а спустя полчаса, когда бабушке стало лучше и она задремала на диване, мы сидели с ним на кухне, ели суп, и у меня кусок не лез в горло.

— Гоша, вспомни, тебя точно никто не видел?

— Да точно, Леш…

— И ты никого не видел?

— А при чем тут?..

Сердце замерло и забилось сильнее. Никогда не стоит махать рукой на шестое чувство, которое голосит как сигнализация на автомобиле, даже если ты на сто процентов уверен, что тревога ложная!

— Кого ты видел?

— Леш… он меня не видел! Да и не узнал бы он меня в этой одежде и помытого!

— Кто?

— Коля Карандаш… Это просто старик, Леша. Побирушка. Мы и знакомы-то плохо… Да и вообще… Ну не видел он меня!

Гошка пытался меня убедить, а у самого в голосе совсем не было уверенности, и в глазах металась паника.

Так. Предчувствие меня не обмануло. Не зря ведь сразу же после Гошкиного ухода засела в сердце заноза и никакие доводы рассудка не помогли от нее избавиться, даже после того, как мальчишка благополучно вернулся и заявил, что все в порядке.

Вот вам, пожалуйста, — какой-то Коля Карандаш.

Может быть, он и правда не видел Гошку, может быть, не узнал, может быть, ему просто нет дела до того, кто такой Гошка и куда он бегал. Но заноза в сердце колет и колет…

— Леш… — Гошка хлюпнул носом, и глаза уже наливались слезами. — Ты правда думаешь, что…

— Ничего, Гошка, ничего, — проговорил я, глядя в тарелку с остывающим супом. — Не дрейфь, прорвемся.

Глава 7

Софья