Язва на полставки

— Во сколько заканчивается смена? — стоит отдать должное, Игнатенко на болтающиеся перед его носом вздёрнутые сиськи третьего размера смотрит так же внимательно, как и на муху, застрявшую в лампе на потолке. То есть никак.

— В четыре.

— В два можешь уйти.

— Спаси-и-ибо! — ликует блондинка и только сейчас замечает меня. — Ой, привет.

Мы же уже виделись, да?

— Ага, — только и могу что «гукнуть». А вот я как раз изо всех сил стараюсь не пялиться на её прелести. И нет, я не извращенка. Это зависть.

— Ну здорово. Удачи, — машет она мне ручкой и, вихляя подтянутым задом, упархивает в дальнюю часть помещения, где за открытой дверью угадывается гримёрка стриптизёрш. Там просто по звуку понятно, что у баб шабаш.

Задумчиво прицыкиваю, оттягивая ворот платья и рассматривая собственную грудь. Я не доска, но до таких объёмов мне ещё кушать и кушать капустку.

— Да, — выношу неутешительный вердикт и совсем не по поводу своей скромной двоечки. Живу же столько лет и ничего, не жалуюсь. — Вижу, что занят. Не буду мешать.

— Стой, — тормозят меня с тяжёлым вздохом. — Стой, сказал. Я тебя отвезу.

— Не надо. Я на метро.

— Какое нахер метро? Ты и сюда на нём приехала? — киваю и понимаю, что ответ неверный. — Совсем обалдела? Нехрен тут шататься в такое время! Хоть бы такси мозгов хватило взять. Поехали.

— Не надо.

— Тебя никто не спрашивает. Не вынуждай применять силу.

Конечно, не спрашивает. Так-то он никогда не спрашивает. Гнёт свою линию и доволен. Не спорю, в некоторых вещах мне нравится такой подход, чувствуешь себя в танке, где комфортно и надёжно, но порой Демьян забывается. Прощаю ему такие моменты исключительно потому, что особой значимости они не несут. В мелочах я пойду на уступки, не сломаюсь, но если дело коснётся чего-то существенного…

Короче, пару минут спустя мы уже в Гелике, а ещё минут через двадцать тормозим возле подъезда. За всю дорогу толком не разговариваем.

— Спасибо. Спокойной ночи, — хочу выйти без долгих прощаний, но меня в очередной раз тормозят.

— Погоди, — с заднего сидения достают знакомую папку с документами. Кошмар.

Она тут почти месяц катается. Уже корни пустила. — Когда у тебя вступительные?

— Двадцатого.

— Я понял, — снова тянусь за ручку дверцы, но… — Не обижайся. Я бываю резковат.

— Это не новость.

Энная по счёту попытка сбежать так же проваливается.

— Тамара, — ловят меня. — Всё нормально?

— Не знаю, — честно говоря, не хочу сейчас об этом думать. Вроде всё хорошо, однако при этом как-то гаденько.

— Иди сюда. Иди-иди, — меня притягивают к себе для новой порции объятий.

Поглаживают по спине. Целуют в макушку. — Прости. Я буду мягче. Постараюсь.

Просто я волнуюсь за тебя.

— Я поняла, — ну вот, градус состояния «хочется спрятаться под одеялом и поплакать» стремительно падает. Мда. Либо лыжи не едут, либо я непроходимая дура, раз ведусь на такую банальность.

— Красивое платье. Я его не видел.

И такую тоже.

— Ещё не раз увидишь. У меня с девчачьими нарядами напряг.

— Значит надо поехать и купить, — на губах остаётся вкус мягкого поцелуя. — Завтра этим и займемся. А сейчас мне правда пора. Я и так слинял с важной встречи.

— Езжай, езжай, — неохотно отлипаю от него и уже без препятствий покидаю машину, прячась в подъезде. Здороваюсь с бомжом Толиком, обещаю завтра вынести ему чего-нибудь съедобного и поднимаюсь в квартиру. Ну… Что могу сказать?

Настроение заметно лучше. Забиваться в угол во всяком случае больше не хочется.

Прям чё-то сильно меня мотыляет на эмоциональных качелях, не ПМС ли часом?

Тихонько вставляю ключ в замок. Боюсь опять помешать, но опасения не подтверждаются. Даня вроде один. Замечаю его через приоткрытую дверь. Полулежит на постели, телек смотрит. Одетый. Женских ног из-под одеяла не торчит. Точно один.

Хорошая возможность, наконец, поговорить. Ненавижу ссоры. Они воняют тухлятиной. Вежливо стучу по косяку, привлекая внимание.

— Можно?

— Если очень хочется, — равнодушно отзываются.

Ладно, приму за согласие. Ух, что ж… с богом.

Глава 16. Пошмотимся?

Тома

Проскальзываю в комнату бесшумным ниндзя, будящим всю округу звенящей за пазухой кусаригама[7]. С тем же грохотом забираюсь к брату на кровать, пристраиваясь поудобнее под его бочком. Ну вот. Прям как в детстве. Я всегда шла мириться первой.

Наверное, потому что всегда была виновата и совесть чесалась.

Даня же, как настоящий рыцарь, каждый раз принимал удар на себя. Неважно чего это касалось: драки во дворе или взорванной микроволновки — не было ни разу, чтобы он меня не прикрыл. Первое время родители верили и наказывали его по всей строгости, но потом просекли, что к чему. И наказывать перестали обоих. Поняли, что бесполезно.

— Не дуйся, — прошу я, сама дуя губы и отвешивая невинный «чпуньк» по упрямому носу. — Морщинки появятся.

— И когда это тебя волновало?

— Твоя внешность? Всегда.

— Рад слышать.

Беседа затухает. Ясно, аккуратно и незатейливо не выйдет.

— Ну прости меня, Дань. Нас. Мы не знали, что так получится.

— Не знали, что? Что будете крутить шуры-муры за моей спиной?