Язва на полставки

От его слов бросает в жар. Мне снились эти слова. Снился он. Часто. Чаще, чемхотелось бы. А сколько раз меня подмывало позвонить ему… Дошло до того, что я просто-напросто изрезала симку, лишая себя возможности добраться до номера, который запомнить наизусть не успела. Иначе кто знает… Возможно тогда мы бы встретились гораздо раньше и не было бы этого дебильного месяца. Я столько не плакала за всю свою жизнь.

— Чего теперь говорить, — грустно пожимаю плечами. — Поезд уже тю-тю.

— Поезд тю-тю, потому что ты сбежала!

— А что мне осталось? Я была на панике.

На панике, в полной растерянности и в ужасе. В ужасе за себя и за Даню, за которого мне тоже тогда предельно тонко намекнули. Мол, веди себя хорошо, садись в машину и не верещи: мы знаем и твой адрес, и адрес твоих родственников. Ты ведь не хочешь, чтобы мы заскочили в гости к братцу выпить чаю?

Чистейший шантаж, приправленный ядовитым лицемерием. Собой мне бы ещё хватило мозгов рисковать, но не Даней. Только поэтому я села в треклятый джип, понятия не имея: куда и зачем меня повезут. А когда поняла… стало немногим лучше.

Хотя новость, что Демьян замешан в делах сомнительного формата меня не удивила.

Я ведь самого начала знала, что в этом человеке собран адовый коктейль пороков. Но всё равно выбрала его.

— Всё в прошлом. Я уладил проблему, — говорят мне так спокойно, будто речь идёт о просроченной тушёнке, которую без чека удалось сплавить обратно в магазин.

— Поздравляю.

Это всё, что могу ответить. Коротко, сухо. А он не знает, чем крыть. Разговор заходит в тупик.

— Тома, — вижу, как Демьяну непросто даются признания. Поразительно, как в первые дни моего «игнора» его хватало на размашистые скатерти объяснительных в сообщениях. Догадываюсь, как долго и кропотливо он подбирал нужные слова. — Я не хотел, чтобы так вышло. Не хотел тебя вмешивать. Ты помнишь, я просил держаться подальше…

— Помню.

Просил. Неоднократно. Но я решила по-своему. Именно поэтому обиды, а уж тем более ненависти не испытываю. Во мне ничего не поменялась по отношению к нему.

Я всё так же его люблю.

Любила, когда мы распрощались у подъезда.

Любила, когда взахлёб ревела на плече у Дани и умоляла не доводить до мордобоя.

Любила, когда попросила брата соврать о том, что уехала в Москву и тайком подслушивала их разговор.

Любила, когда поняла, что на тот момент отъезд был единственно правильным решением.

Любила, когда кромсала симку.

И люблю сейчас.

Наверное, даже сильнее, чем раньше — разлука и страх больше его не увидеть не то, что не стёрли чувства, обострили их. Усилили и умножили. Я вернулась в Питер ещё в августе, когда узнала, что поступила и практически каждый день как бы «случайно» гуляла возле его дома. Даже видела пару раз Гелик во дворике, но набрать домофон не хватило смелости. Потому что не знала, что сказать. И сейчас не знаю. Я запуталась.

Без задней мысли откидываю за спину залаченные волосы и замечаю мелькнувшее удивление в глазах Дёмы. Чёрт, точно. Смущённо прикрываю ладонью татуировку в виде тёмно-алого сердца под ключицей. Того самого, что когда-то было на том же самом месте нарисовано его рукой. Он, разумеется, не знал, что я сфоткала его на память. А после сделала по нему эскиз. Как напоминание.

— Я люблю тебя, — короткое предложение, от которого по телу разливается невероятное тепло. Хочу кинуться ему на шею, но вместо этого опускаю глаза в землю. — Тамара, посмотри на меня, — не могу. Иначе за себя не отвечаю. — Тамара.

Прошу, посмотри на меня, — собираюсь с мыслями, выуживая остатки самообладания и подчиняюсь. Зря. Голубые льдинки пронизывают насквозь, пробираясь в самые глубины и заставляя дыхание сбиться. — Я люблю тебя. Могу повторять это сколько угодно, потому что это единственное, в чём я уверен. В этом и в том, что без тебя мне паршиво. Всё остальное могу лишь попытаться пообещать, хоть и понимаю, что одних обещаний после случившегося недостаточно.

— У тебя есть предложение?

— Только одно. Второй шанс.

Как скальпелем без анестезии. Я глупый подопытный кролик, добровольно отдавшийся на эксперименты за морковку. Глупый кролик, сидящий в распахнутой клетке и имеющий все шансы сбежать, но который не делает этого. Потому что в душе тайный мазохист.

— Второй шанс, — звучит слишком соблазнительно. Настолько, что я в шаге от того, чтобы согласиться. Всё естество отчаянно рвётся быть с ним, однако разум предостерегает, грязными тряпками лупася по роже и строго прицыкивая: куда опять собралась лезть, нюня? Мало одного раза? Ещё незабываемых ощущений захотелось? — И какой он будет? Пистолет под подушкой? Новые пункты условий: что мне стоит знать, чего нет? Выпрыгивающие из шкафа скелеты? Не думаю, что подхожу для этого, — честно отвечаю я. Именно эти сомнения и не позволили позвонить ему. Не позволили открыть дверь его всё ещё хранящимися у меня ключами.

— Мне ты подходишь идеально, Тома. А вот я тебе… Ты достойна лучшего, но я не в силах тебя отпустить. Не могу. Прости.