Он был рожден рабом, но когда вырос, стал командиром дворцовой стражи Альфреда, а Эдуард был достаточно умен, чтобы оставить Стеапу на этом посту. И теперь Стеапа повел всадников в яростную атаку на задние ряды врага.
По правде говоря, в задних рядах обычно стоят люди, что не ощущают радости битвы, те, кто боится стены из щитов. Некоторые из них, может, и большинство, пьяны, они пьют эль или медовуху, чтобы набраться храбрости перед сражением.
Эти люди — худшее войско, и они то и были атакованы Стеапой, который повел на них людей короля, и там началась резня, а когда начинается резня, быстро распространяется паника.
Датчане были сломлены.
Воины в задних рядах датчан заметались в беспорядке, их щиты больше не соприкасались, они не ожидали нападения и были побеждены еще до того, как Стеапа до них добрался.
Они побежали за своими лошадьми и были сметены саксонскими всадниками. Другие саксы строились в стену из щитов у брода, и я понял, что смотрел не в том направлении в ожидании Эдуарда.
Я считал, что он появится с юга, а вместо этого он отправился по римским дорогам из Тамворсига и пришел с востока. Рядом с развевающимся знаменем Уэссекса с драконом реял флаг Этельреда со вставшим на дыбы конем, и внезапно я громко рассмеялся, потому что над центром быстро разрастающейся стены из щитов вздымалось третье древко, но знамени на нем не было.
А вместо него оттуда на длинной веревке свисал скелет без черепа и одной руки. Святой Освальд прибыл, чтобы драться за этих людей, и его кости вознесли над армией западных саксов и мерсийцев. Стена из щитов увеличивалась, пока люди Стеапы сгоняли бегущих датчан, как волкодавы коз.
Но кто-то сдержал панику датчан. Их битва еще не была проиграна. Воины в задних рядах стены из щитов были сломлены и уничтожены мстительными всадниками Стеапы, но сотни других продвигались на восток через похожую на канаву реку, и какой-то человек ревел, чтобы они строились в стену из щитов.
И они встали в огромную стену, я помню, как подумал, какие же они великолепные воины. Их застали врасплох и вызвали в их рядах панику, но они были хорошо обучены, а потому развернулись и остановились. Отдающий приказы человек был верхом.
— Это Кнут, — сказал Финан.
— Я думал, ублюдок мертв.
Итак, мы больше не сражались. Датчане отхлынули от нас, и теперь мы стояли на вершине холма в окружении окровавленных тел, целой полосы тел, некоторые из которых были еще живы.
— Это Кнут, — повторил Финан.
Это был Кнут. Теперь я его разглядел, фигуру в белом среди серых кольчуг. Он нашел себе лошадь и восседал на ней под своим огромным знаменем, постоянно оглядываясь на западных саксов, переправляющихся через брод. Он явно намеревался спасти как можно больше своих воинов, и его единственной надеждой было уйти на север.
Силы Эдуарда и Этельреда заблокировали любой путь на юг. Люди Стеапы опустошали ряды врага на западе, но на севере еще оставались датчане, которые хотя и не сумели прорвать стену из щитов валлийцев, но сохранили порядок во время отступления с холма.
Теперь Кнут повел остатки своей армии в их сторону по полосе пастбища между рекой и грядой холмов. Он потерял почти всех лошадей и, наверное, четверть его армии тоже была мертва, ранена или бежала, но тем не менее он по-прежнему возглавлял внушительные силы и планировал отвести их на север, пока не найдет подходящее место, чтобы сделать остановку.
Воины Эдуарда всё ещё становились в стену из щитов, а люди Стеапы были беспомощны против стены из щитов Кнута. Всадники могут преследовать бегущих, но не напасть на стену из щитов, и это значило, что в тот момент Кнут находился в безопасности. Он был в безопасности и готовился сбежать, и я знал лишь один способ его остановить.
Я схватил лошадь Этельстана и стащил мальчишку из седла. Он завопил, протестуя, но я оттолкнул его, поставил ногу в стремя и вскочил в седло.
Я дернул за поводья, направив лошадь к реке. Валлийцы с восточной стороны холма разошлись в стороны, позволив мне проехать, и я пришпорил коня через клубы едкого дыма, поднимающиеся от угасающих пожарищ, на вершину холма, а потом галопом поскакал вниз, в сторону датчан.
— Бежишь, трус? — прорычал я Кнуту. — Не хватает духу драться, вонючий слизняк?
Он остановился и посмотрел на меня. Его люди тоже прекратили движение. Один из них бросил в мою сторону копье, но оно не долетело.
— Удираешь? — глумился я над ним. — Бросаешь своего сына? Я продам его в рабство, Кнут Говнюксон. Продам какому-нибудь жирному франку, которому нравятся маленькие мальчики. Такие хорошо платят за свежее мясцо.
И Кнут заглотил наживку. Он выехал из строя и пришпорил коня, направившись в мою сторону. Остановился шагах в двадцати, вытащил ноги из стремян и выскользнул из седла.
— Только ты и я, — сказал он, вытаскивая Ледяную Злобу. Щита у него не было. — Это судьба, Утред, — произнес он очень мягко, как будто мы обсуждали погоду. — Такова воля богов, только ты и я. Они хотят знать, кто из нас лучший.