Язычник [litres]

Огрузлое лето утаскивалось к югу, путаясь в темно-зеленых отмокших юбках, и птичье население далекого севера – кайры, тупики, топорки, поганки, нырки, чирки, бакланы, гагары, чистики, глупыши, гуси, лебеди… – все они тянулись за уползающим летом из тундр, где болота уже захрумкали белым. Птицы летели в здешний октябрь многотысячными стадами и накрывали залив тьмой. С берега видели, как сквозь стада неспешно шел рыбацкий кунгас. Человек, присевший на носу, не удержал азарта, однажды вскинул ружье и выстрелил дуплетом. Масса птиц лениво зашевелилась, расступаясь перед кунгасом. Кунгас прошел мимо забившихся на воде трех или четырех белобрюхих тушек – кормящуюся на море птицу никто никогда не ел из-за мерзкого рыбьего духа, и человек стрелял только для собственного утешения.

На пирсе сгорбившиеся от мелкого дождя люди встречали самоходный плашкоут с грузом для магазина, и среди них был сам хозяин местного рыболовства и торговли – Арнольд Арнольдович Сапунов. Он прохаживался по пирсу, не обращая внимания на дождь, широко ставя ноги.

Арнольд Арнольдович уже рассчитал в уме цены, которые нужно было назначить на прибывающий товар, уже распределил его по магазинам и ларькам в близлежащих поселках, а теперь считал другое, не относящееся к сегодняшнему делу, – возможные выгоды от продажи больших запасов браконьерской икры, которую решил придержать до ноября.

Внутренний мозговой калькулятор Арнольда Арнольдовича уже давно – может быть, с самой юности или детства – без спроса включался каждое утро (отчего лицо Арнольда Арнольдовича всегда хмурилось) и начинал исправно вести расчеты, независимо от того, впало хозяйство в убыток или шло в гору. Его душу привычно наполняли вереницы цифр: Арнольд Арнольдович строго смотрел на работу грузчиков, которые разгружали с плашкоута ящики и мешки, а мозг автоматически оценивал процент боя, усушки, КПД грузчиков. Поворачивал голову в сторону залива и подспудно начинал прикидывать, сколько десятков или сотен тонн птичьей массы заполнило в этот день воды залива и сколько можно было бы выручить от добычи и продажи гагарьего пуха, если б ему, Арнольду Арнольдовичу, пришло в голову заняться таким промыслом. Переводил взгляд на женщину с чемоданом, которую офицер из мотострелкового гарнизона пришел проводить на плашкоут, – и уже оценивал на ней высокие добротные сапоги с массивной подошвой. А вот кожаная куртка на жене капитана была китайской дешевкой – недотянуло семейство до хорошей куртки.

Арнольд Арнольдович знал цены на все предметы в окружающем мире, а то, что не имело цены, его не интересовало: он не замечал, как не замечают чистого воздуха для дыхания, цвета собравшихся над головой туч или того, как море густеет у горизонта и становится похожим на твердь. Что такое было море перед ним? Это двадцать пять миль до ближайшего японского порта Немуро: кратчайшая доставка туда и назад всевозможных товаров.

Но иногда Арнольд Арнольдович начинал чувствовать собственную исчерпанность, он хорошо понимал, что в таких случаях ему требуется новизна в мировоззрении, и тогда он выписывал новые каталоги цен, отечественные и японские, – среди пограничников всегда находились недорогие переводчики, так что он самые важные сведения получал первым в районе, а может быть, и в области.

Арнольд Арнольдович крепко стоял на пирсе и следил, чтобы грузчики не попортили товар. Поведение его, весь облик – вовсе не размазанная холеная упитанность, а затверделость в толстых крепких мясах, в кости с широченным плечевым разворотом, в массивном обветренном лице – напитаны были важным чувством-знанием: «Я всего добился сам!»

Он был Арнольдом Сапуновым из рода Арнольдов Сапуновых. И был отец его Арнольдом, и отец отца, и отец деда был Арнольдом. Первым из Сапуновых – прадед – получил имя Арнольд. И словно обрело имя для всего рода магическую силу, влившуюся в жилы до того тщедушного невзрачного племени. Что за мужики были в роду до Арнольдов – все эти многочисленные хлипкие предки и боковые ответвления: братья, дядья, племянники… По семейным преданиям, зачуханные трактирные половые, бледные сальноволосые подавальщики и пропитушные дворники с пощипанными бороденками.