Язычник [litres]

Женщина вместе с мешком повалилась спиной в грязь. Заворочалась, толстая, неуклюжая, пытаясь подняться, но не выпуская при этом мешка и оттого нелепо болтая в воздухе голыми безобразными жирными ногами, визгливо зарыдала:

– Отдай! Отдай! Сволочь! Сволочь!..

– Ах ты!.. – Арнольд Арнольдович лягнул ее обмотанной ногой, оставив на ворсистых панталонах, торчащих из-под пальто, мокрый грязно-кровавый след, и побежал к складу.

Ровные штабеля товаров, коробки с консервами, макаронами, крупами, сахарные и мучные мешки, ящики с водкой и ящики с компотами, джемами, соусами – все было перемешано в общей груде. Арнольд Арнольдович схватил с пожарного щита ломик, полез к той части склада, где было устроено холодильное помещение, где в деревянных бочонках дозревала икорка при постоянной температуре – плюс четыре градуса, ни градусом больше, ни градусом меньше. Семь тонн икорки, не учтенной ни налоговиками, ни таможней.

В складе густо воняло водкой, но ближе к большому холодильному помещению в нос ударило аммиаком. Арнольд Арнольдович протиснулся к маленькой двери, сбил ломиком замок, и дверь сама подалась от внутренней тяжести: к отступившему Арнольду Арнольдовичу, к ногам его, выпихнулось два обтекших красным бочонка с продавленными боками, и снизу, затопляя по щиколотку, хлынула розовато-красная липкая масса. Арнольд Арнольдович стал остервенело выдирать из массы расщепленные доски и железные обручи, подступая ближе к двери и увязая в икре по колено: дверной проем был забит обломками по притолоку, икра выдавливалась, как сквозь крупное сито. Глаза разъедало аммиаком, вытекшим из холодильной системы, и от спазмов в горле становилось все труднее дышать. Арнольд Арнольдович уцепился в скользкий край, кажется, целого бочонка, стал вырывать его из спрессованной массы, но только поскользнулся и, обдираясь о расщепленные доски, повалился в эту липкую массу, утонул в ней выставленными вперед руками, плюхнулся в икру животом и нижней частью лица. Рот наполнился солоноватыми холодными крупинками, брызнувшими на языке густым жирным соком. Арнольд Арнольдович поднялся, попробовал протереть глаза, разъедаемые аммиаком, но только окончательно перемазался, и опять, нащупав бочонок, стал выдирать его и все-таки вытащил, понес к машине, положил в багажник. Немного отдышался и вернулся. Задыхаясь, давясь тошнотой, на ощупь выдернул еще два целых бочонка.

После этого он больше не мог вернуться на склад, надо было ждать, пока из системы выйдет весь аммиак. Пошатываясь, обошел склад, спустился к воде, зашел в короткие мелкие волны, чувствуя острую боль в ступнях, а несколько секунд спустя – как боль уходит, тупеет от прохлады воды; присел на корточки и стал обмывать трясущиеся руки, а потом лицо, но икра от соприкосновения с водой становилась белой и вязкой, как клей. Море уходило из-под ног с отливом, и Арнольд Арнольдович переступил поглубже. Плескал в липкое клеевое лицо воду и громко, зло фыркал. Коротенькая волна опять выскользнула из-под рук, и он переступил еще раз. А потом сделал еще два шага, прежде чем сообразил, что с морем происходит неладное. Выпрямился, зачарованно наблюдая, как море стремительно отливает по всему побережью, оставляя после себя множество бегущих ручейков, встопорщенные пучки водорослей и вяло ворочающуюся в иле живность. Арнольд Арнольдович попятился, выбрался на поросший осокой береговой уступ. И только после этого пошел к машине, озираясь и уже видя краем глаза темную полоску, протянувшуюся через всю акваторию залива слева направо. Он побежал, судорожно открыл дверь, плюхнулся в кресло и повернул ключ.

Джип рванул с места, чуть вскинул передком на ухабе и с нарастающей скоростью, врезаясь в песчаные ямки с лужами и высоко выпрыгивая, помчался по опустевшему нижнему поселку, где унылые развалины отделяли проезжую часть от берега. И там, куда Арнольд Арнольдович боялся смотреть, но невольно видел в зеркало, к берегу по касательной двигалась стена воды, стирая горизонт, ландшафт, разделяя мир: на этот, еще тихий, скукоженный, скрюченный в омерзительном ужасе, и на тот, где все уже было перевернуто, перемолото, передроблено. Оглушительный рев и еще какой-то звук, похожий на долгий вздох, всос великана, покрывал мощную работу двигателя так, что уши Арнольда Арнольдовича заложило болью, как если бы он летел в стремительно пикирующем самолете.