Язычники

— Боже, для самых опасных мужчин на планете вы точно знаете, как испортить настроение женщине. Разве такие парни, как вы, не должны знать пару вещей о том, как хорошо провести ночь? Потому что… и я не имею в виду это в плохом смысле, но вы говорите как кучка гребаных зануд, которые слишком боятся своего папочки, чтобы нарушать комендантский час.

Роман нажимает на тормоз, а Маркус бормочет проклятия рядом со мной, его челюсть стиснута, а глаза суровы. “Эскалейд” с визгом останавливается в центре городской улицы, и если бы это произошло через двенадцать часов, город был бы забит телами.

Роман разворачивается на своем сиденье, наклоняясь к центру, и прежде, чем мои глаза успевают вылезти из орбит, он оказывается рядом, запуская свои толстые пальцы в ворот моей рубашки и притягивая меня к себе. — Какого хрена ты только что сказала? — требует он, пока я пытаюсь передать ту холодную, спокойную и собранную атмосферу, которая была в переулке.

— Ты слышал меня, — гордо говорю я ему, не позволяя ему услышать колебания в моем тоне. — Ты слишком боишься папочки, чтобы нарушать правила. Поживи немного, почему бы и нет?

— Еще раз произнесешь эти слова в мой адрес, и, клянусь чертовым Богом, Шейн, я сломаю челюсть, из которой они выскочили.

— Тогда докажи это, — бросаю я вызов. — Забери меня отсюда. Дай себе свободу и перестань жить по его правилам. Ты слышишь, как за нами гонятся сирены? Ты видишь, как ФБР крадется из-за угла? Нет. Мы свободны. Сегодняшняя ночь — наша, чтобы отрываться и получать удовольствие. Когда тебе в последний раз удавалось это сделать?

Глаза Романа сужаются до щелочек, пока я выдерживаю его взгляд, заставляя себя не сломаться, и когда мы слышим знакомый звук, с которым Маркус раскуривает косяк, его пальцы разжимаются ровно настолько, чтобы я смогла высвободиться.

— Какого хрена ты творишь? — Спрашивает Роман, глядя на своего младшего брата.

Маркус делает долгую, тяжелую затяжку, и я наблюдаю, как он выпускает идеальное кольцо дыма.

— Ты слышал девушку. Она бросила вызов, а я не из тех, кто упускает возможность, хорошо провести время. Мы везем ее веселиться в стиле ДеАнджелис, и если она умрет от алкогольного отравления, то это ее вина. Давай дадим ей то, о чем она просила, — говорит он, прежде чем сделать еще одну долгую затяжку. — Мне просто нужна минута, чтобы осознать это. Если я собираюсь куда-то сегодня вечером, то хочу насладиться этим… На самом деле, — добавляет он, бросая взгляд вперед, чтобы встретиться с удивленным взглядом Леви, — у тебя есть какие-нибудь таблетки? Мне нужно что-нибудь посильнее.

— Пошел ты, — говорит Леви, ухмыляясь в ответ брату при мысли о том, чтобы пойти и надраться, как кучка буйных подростков. — Ты не примешь ничего крепче из-за обезболивающих, которыми я тебе уже напичкал. Есть тонкая грань между тем, чтобы облажаться, и тем, чтобы хорошо провести время. Ты не умрешь сегодня ночью, братан.

Роман усмехается.

— Никто, блядь, не умрет, потому что никто, блядь, не никуда пойдет.

— Все круто, чувак, — смеется Маркус, наклоняясь вперед, чтобы хлопнуть его по плечу. — Просто высади нас и можешь тащить свою сучью задницу домой.

Ярость горит в его глазах, когда он тянется назад, хватает Маркуса за руку и тянет его вперед ровно настолько, чтобы ударить ублюдка прямо в челюсть. Маркус смеется громче, когда я отлетаю к креслу, полная решимости убраться с дороги, если это каким-то образом перерастет в тотальную драку на заднем сиденье машины, но, по-видимому, одного удара Роману достаточно, чтобы выпрямиться на водительском сиденье.

— Ты напрашиваешься на неприятности.

Маркус потирает рукой подбородок, пока Леви смотрит шоу, как будто это телевидение в прайм-тайм. Черт, все, что ему нужно, это порция попкорна с тройным маслом, и он будет счастлив.

— Не, чувак, — говорит Маркус. — Мы просим свободы, которой были лишены последние десять лет. Сделай это, брат. Присоединяйся к восстанию.

Я пожимаю плечами, не в силах скрыть озорную усмешку.

— Мы могли бы провести голосование, — поддразниваю я, точно зная, как это закончится. Роман пристально смотрит на меня в зеркало, и я вздыхаю, прежде чем пододвинуться к краю своего сиденья и перегнуться через его. Он настороженно наблюдает за мной, поскольку в прошлый раз, когда я делала это, я обхватила его рукой за горло и эпически потерпела неудачу в попытке задушить его.

Я опускаю руки на каждое из его плеч, одна рука тянется вниз по его крупному телу, а другая ложится на его грудь, ощущая учащенное биение его сердца под ней.