Читаем Язык и человек полностью

7. Интерпретация сообщаемого события с рационально-ценностной точки зрения, что отражается в наличии в языке особого класса слов, словосочетаний, оценочно-событийных предложений: Куритьвредно. Говорить об этом стыдно. Жаль, что он не придет. К сожалению, его не пригласили на встречу. К несчастью, он заболел и под. При отсутствии указания на субъект оценки, не совпадающий с говорящим (ср. по его мнению, по словам кого-л., как он сказал и под., а также в соответствующих контекстах), выражаемая оценка всегда принадлежит говорящему, который может представлять и разделяемые им существующие нормативные оценки. Сама оценка события может иметь разный характер (нравственный, рациональный, модальный) и предполагает его ментальную объективизацию (абстрагированность).

8. Экспрессивная интерпретация события или его компонентов, заключающаяся в намеренно подчеркнутом (усилительном) выделении означаемого для воздействия его на слушающего/читающего, что отражается в наличии в языке разнообразных языковых знаков, означаемые которых выражают интенсифицированные реакции, впечатления, психические и физические состояния говорящего, вызываемые у него сообщаемыми реалиями. Это выражение всегда сопровождается положительными или отрицательными оценками, что проявляется в наличии соответствующих оценочных коннотаций. В отличие от ценностной интерпретации сообщаемого события, при которой говорящий оценивает его с позиции общей значимости (хорошо/плохо), экспрессивная интерпретация имеет косвенный оценочный характер. Таким образом, в термине «экспрессивный» (букв, «выразительный») содержится указание на выражение интенсифицированных субъективных реакций и состояний говорящего, связанных с его оценочным отношением.

Понятие экспрессивности является более широким по объему, чем понятие эмотивности (эмоциональности) в узком смысле слова, поскольку первое не всегда связано с выражением только эмоций, охватывая любое подчеркнутое выделение означаемого. Такова, например, экспрессивность, выражаемая повтором слов (синий-синий, шел-шел), инфинитивом в побудительной функции (Встать! Сесть!), звукоподражательными словами типа трах!прыг! цап!

Экспрессивные значения и коннотации свойственны многочисленным языковым средствам всех уровней. Особенно богат ими лексический уровень с его словообразовательной системой. Это, в частности, существительные, обозначающие лиц, вызывающих отрицательное и положительное отношение (ср. подлец, негодяй, мошенник, каналья, зачинщик, делец, позер, пособник и т.д., но молодец, сподвижник, весельчак, герой и т.д.), оценочные прилагательные и наречия (ср. прекрасный, великий, замечательный, чудесный и др., но жуткий, противный, неприятный к под.), суффиксы субъективной оценки существительных и прилагательных (ср. работничек, голосочек, арбузик, пальтишко, папенька, жарища и т.д., миленький, хорошенький, большущий и т.д.), оценочные глаголы (ср. шататься, шляться), оценочные междометия (ср. Ого! Вот так так! Ну и ну!), отдельные группы усилительных частиц (Вот певец! Что за фамильярность! Так бы я и пропустил тебя без билета!), интонация (ср. Какое это дерево!— выражает интенсифицированную отрицательную оценку. Полюбить в пятьдесят лет! — выражает удивление с отрицательной оценкой).

Есть все основания считать, что доминирующей функцией предикатных кратких форм прилагательных в современном русском языке является субъективно-экспрессивная функция, см. [Казавчинская 1989]. Их назначение заключается в выражении интенсификации предикативного признака, обозначенного оценочными качественными прилагательными, в состав которых входят и параметрические прилагательные, связанные с идеей количества (высок, велик, низок, далек и др.). Ср. толкование А.М. Пешзсовским примера из пьесы А.П. Чехова «Три сестры»: «Ты, Маша, злая», «Ты, Маша, глупая», «сказать ты зла, ты глупа есть уже оскорбление, и тем тоном, каким говорятся вышеприведенные реплики у Чехова, это сказать нельзя, в частности, в данном контексте это было бы абсолютно невозможно. Здесь мы видим в краткой форме большую категоричность... Ты зла – это голое констатирование факта, к которому не идет дружеский тон...» [Пешковский 1956: 226]. То, что А.М. Пешковский определяет как оскорбление, категоричность, по сути дела, и есть интенсифицированная оценка с коннотацией отрицательного отношения.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней

Читатель обнаружит в этой книге смесь разных дисциплин, состоящую из психоанализа, логики, истории литературы и культуры. Менее всего это смешение мыслилось нами как дополнение одного объяснения материала другим, ведущееся по принципу: там, где кончается психология, начинается логика, и там, где кончается логика, начинается историческое исследование. Метод, положенный в основу нашей работы, антиплюралистичен. Мы руководствовались убеждением, что психоанализ, логика и история — это одно и то же… Инструментальной задачей нашей книги была выработка такого метаязыка, в котором термины психоанализа, логики и диахронической культурологии были бы взаимопереводимы. Что касается существа дела, то оно заключалось в том, чтобы установить соответствия между онтогенезом и филогенезом. Мы попытались совместить в нашей книге фрейдизм и психологию интеллекта, которую развернули Ж. Пиаже, К. Левин, Л. С. Выготский, хотя предпочтение было почти безоговорочно отдано фрейдизму.Нашим материалом была русская литература, начиная с пушкинской эпохи (которую мы определяем как романтизм) и вплоть до современности. Иногда мы выходили за пределы литературоведения в область общей культурологии. Мы дали психо-логическую характеристику следующим периодам: романтизму (начало XIX в.), реализму (1840–80-е гг.), символизму (рубеж прошлого и нынешнего столетий), авангарду (перешедшему в середине 1920-х гг. в тоталитарную культуру), постмодернизму (возникшему в 1960-е гг.).И. П. Смирнов

Игорь Павлович Смирнов , Игорь Смирнов

Культурология / Литературоведение / Образование и наука