Сравнительный этологический анализ показывает, что гомологичные демонстрации могут использоваться у разных видов в разных ситуативных контекстах. У отдельных видов обезьян наблюдается конвергенция мимических демонстраций в связи с их функциональной нагрузкой (Preuschoft, van Hooff, 1997). Так, у тонкинских макаков (аналогично человеку) демонстрация улыбки (беззвучно обнаженные зубы) и смеха (расслабленный открытый рот) используются в одном и том же контексте. По мнению Я. Ван Хофа, исходно демонстрация обнаженных зубов сигнализировала страх и применялась для умиротворения нападающих. Однако в дальнейшем данная демонстрация у видов с толерантными социальными отношениями стала использоваться не только как сигнал подчинения, но и в целях умиротворения, утешения, а также в игровом контексте.
В процессе социальной эволюции видов осуществляется интенсивный отбор на применение стратегии уступчивости или принуждения в конкурентных взаимодействиях. Характер распределения ресурсов в пространстве (равномерное или неравномерное распределение небольшими очагами, предсказуемое и непредсказуемое) существенным образом определяет выраженность отношений доминирования-подчинения. Члены группы должны постоянно лавировать между уступчивостью и конфликтом, уметь адекватно оценить общность интересов и исключить конкурентные мотивы там, где для выживания важна симметричность отношений (дружественное поведение, сексуальные взаимодействия, игра). Агонистические взаимоотношения носят выраженный асимметричный характер. Общий объем симметричных и асимметричных взаимоотношений сильно разнится у видов с толерантными и деспотическими взаимоотношениями. Если у последних в социальных отношениях, как правило, преобладает асимметрия (независимо от контекста), то у первых одни и те же сигналы могут использоваться особью, находящейся по отношению к адресату как выше, так и ниже по иерархической лестнице, разные по рангу особи также могут обмениваться одинаковыми сигналами.
Исследования невербальной коммуникации у приматов показывают, однако, что морфология и функциональная нагрузка конкретной мимической демонстрации могут различаться у разных видов. Явные различия прослеживаются в демонстрациях, направленных на установление контакта с партнером и сигнализирующих подчинение, дружественные намерения и приглашение к игре. Аналогичным образом улыбка и смех несут различные нагрузки и могут использоваться в разных контекстах социального общения у человека.
Многие гуманитарии предпочитают не видеть связи между игровым лицом у обезьян и смехом человека, что порождает самые причудливые гипотезы о природе этого явления, в частности о "небесном" смехе младенцев (Чеснов, 1996). Дети начинают улыбаться, приоткрывая рот, в возрасте 3 месяцев, В 5-6 месяцев они могут смеяться в ответ на тактильные стимулы (щекотку), а в 7 месяцев — в ответ на слуховые стимулы. К 8 месяцам ребенок начинает реагировать смехом на общие социальные стимулы, а в 10,5 месяцев — на зрительные стимулы (Sroufe, Wansch, 1972). Однако истинный смысл смеха становится очевидным лишь к 3 годам. В это время дети начинают самостоятельно, без участия взрослых, бегать и возиться друг с другом, и их смех служит сигналом шутливой агрессии, точь-в-точь как мы наблюдаем у играющих подростков шимпанзе или павианов (Blurton-Jones, 1967).
Специалистам, далеким от биологии, возможно, трудно поверить в то, что такой феномен, как смех, возникает и формируется в качестве шутливой угрозы и агрессии задолго до того, как может быть реализована его истинная функция. А.Г. Козинцев пишет, что "...нелегко поверить, что смех младенцев (у которых и зубов-то нет!) имеет отношение к ритуальной угрозе. Между тем это факт" (Козинцев, 2002, с. 15). И факт этот был верно подмечен уже в конце XIX в. С. Робинсоном, который отмечал, что "в возрасте от двух до четырех лет каждый десятый ребенок в ответ на щекотку демонстрирует даже не смех, а настоящий игровой укус" (Robinson, 1898, цит по: Козинцев, 2002, р. 15).
Современные этологи единодушны в том, что человеческий смех уходит корнями в социальную игру приматов. Однако не все, подобно Я. ван Хофу и С. Пройшафт, основное внимание уделяют мимической составляющей. По мнению Р. Провайна, смех служит сигналом миролюбия и является производным ритуализованного тяжелого дыхания обезьян, которым сопровождалась игровая борьба (Provine, 1997, р.96-97). По мнению Р. Провайна, "протосмех" человекообразных обезьян существенно отличается от человеческого смеха тем, что вокализация у обезьян происходит и на выдохе и на вдохе, а у человека — только на выдохе. Однако, как отмечает А.Г. Козинцев, "громкое сопение, издаваемое детьми при игровой возне (также с вокализацией обеих фаз дыхания), весьма сходно с обезьяньим "смехом" и могло бы рассматриваться в качестве онтогенетической параллели к филогенетически ранней форме смеха" (Козинцев, 2002, с. 15).