Язык в языке. Художественный дискурс и основания лингвоэстетики

Еще до того, как термин «дискурс» обосновался в науке, вокруг подобного явления в области языка развивал свою теорию В. Н. Волошинов, а М. М. Бахтин применял ее на материале романных текстов. Книга «Марксизм и философия языка» ставит одной из целей описать природу высказывания как основы социального «речевого взаимодействия». Делается решающий шаг по сравнению с теорией Ф. де Соссюра – живая речь индивидуумов в социуме признается главнейшим языковым фактом:

Действительной реальностью языка-речи является не абстрактная система языковых форм и не изолированное монологическое высказывание, и не психо-физиологический акт его осуществления, а социальное событие речевого взаимодействия, осуществляемое высказыванием и высказываниями [Волошинов 1929: 113].

Типами высказываний Волошинов и Бахтин признают «речевые жанры» как «формы речевого общения».

Примечательно, что задолго до Дж. Остина такие «речевые жанры» именуются также «речевыми актами» (буквальное совпадение с термином speech act). И что особенно важно для нашей работы, именно в этой книге возникает понятие «художественного высказывания» как непосредственной предпосылки того, что позднее будет названо художественным дискурсом:

Формы художественного высказывания – произведения – можно понять лишь в единстве литературной жизни, в неразрывной связи с другими литературными же формами [там же: 80].

Связь высказывания с «жизнью» и «формами» определит и природу дискурса, в частности, в знаменитом метафорическом определении Н. Д. Арутюновой дискурса как «речи, погруженной в жизнь» [Арутюнова 1990: 136]89. В более ранней статье В. Н. Волошинов [1926] ввел еще более актуальное для нас разделение «жизненного высказывания» и «поэтического высказывания»90, на чем мы остановимся подробнее в следующем параграфе.

Э. Бенвенист, которому мы, наряду с З. Харрисом, обязаны термином «дискурс» в лингвистическом смысле91, тоже выстраивал свою теорию на понятии «высказывания», а точнее – на дихотомии «результата высказывания» (énoncé) и акта высказывания (énonciation). Дискурс был отнесен к «акту высказывания» и сам был членом дихотомии discours (субъективное высказывание, в русских переводах Бенвениста «речь») – histoire (объективное повествование, «история»). Discours в определении Бенвениста —

всякое высказывание, предполагающее говорящего и слушающего и намерение первого определенным образом воздействовать на второго [Бенвенист 1974: 276].

Индивидуальный акт речи и представляет собой, по Бенвенисту, момент дискурса (instant du discours), при котором «говорящий присваивает себе язык». Как резюмирует концепцию французского лингвиста Ю. С. Степанов, дискурс представляет собой текст в динамике его субъективности:

прагматику можно определить как дисциплину, предметом которой является связный и достаточно длинный текст в его динамике – дискурс, соотнесенный с главным субъектом, с «эго» всего текста, с творящим текст человеком [Степанов 1981: 332].

Дискурс вносит в язык инстанцию авторства.

Заметим, что недавно опубликованные рукописи учителя Бенвениста Ф. де Соссюра свидетельствуют об интересе женевского лингвиста к тому, что находится за пределами языка и речи, к тому, что их объединяет. В частности, в манускриптах довольно часто говорится о «дискурсивности» языковых феноменов. А в заметках об анаграммах и вовсе ставится неожиданный для Соссюра вопрос, существует ли язык вообще вне дискурса:

язык создается только с расчетом на дискурс, но что отделяет дискурс от языка, или что в какой-то момент позволяет сказать, что язык вступает в действие как дискурс? [Starobinski 1971: 14], см. также [Chiss 2005].