Языковая структура

Заметим, что близость итеративного оптатива к косвенному, собственно говоря, позволяет говорить только об одном косвенном оптативе. Ведь если косвенный оптатив есть замена конъюнктива после исторического времени (об индикативе мы тут же не говорим), то итеративный оптатив есть тоже замена конъюнктива после исторического времени, но – конъюнктива итеративного же. Этим только он и отличается от косвенного оптатива вообще. Следовательно, итеративный оптатив есть только один из типов косвенного оптатива, а именно тот косвенный оптатив, который заменяет собою после исторического времени не индикатив и не просто конъюнктив, но – итеративный конъюнктив.

В заключение укажем несколько небезынтересных фактов из истории языка.

5. Некоторые данные из истории языка

Прежде всего любопытно отметить, что оба заменительных оптатива являются греческим нововведением. Никакие старшие члены индоевропейской семьи языков не обладают оптативом косвенной речи. Таким образом, все остальные европейские языки отличаются еще большей склонностью к вещественно-реальному мировоззрению. Греческий язык впервые стал на точку зрения формального закрепления косвенной речи как таковой, но, очевидно, тоже не ушел далеко на этом пути, особенно в сравнении с латинским языком.

С другой стороны, явление заменительного оптатива отличается в греческом языке очень большой давностью, потому что уже у Гомера оба эти оптатива вполне налицо, и притом в весьма развитой форме. Только косвенный оптатив ограничен у Гомера рамками косвенного вопроса и относительных предложений, так что проникновение его в субстантивные и другие предложения относится уже к последующему времени. Но и в последующие времена в этом отношении все же не установилось никакой твердой нормы. Выбор между индикативом в косвенной речи и в других аналогичных придаточных предложениях после исторического времени управляющего глагола так и остался навсегда свободным усмотрением отдельных писателей. Одни, как, например, Геродот и Фукидид, предпочитали в этих случаях индикатив, т.е. более объективный подход к придаточному предложению. Другие же, как, например, греческие драматурги Ксенофонт, Платон и ораторы, в сильной степени пользовались здесь и оптативом, внося тем самым в грамматику гораздо больший формализм и субъективизм. Особенно этим отличается Ксенофонт, у которого косвенных оптативов в три раза больше, чем прямых модусов. У Платона и ораторов оба способа выражения представлены почти равномерно.

§ 3. Закон типов

Модусы любого определяющего (переходного)[223] придаточного предложения являются не чем иным, как только смысловым уточнением (или конкретизацией) самого типа данного определяющего предложения и не зависят ни от чего другого. Другими словами, выбор того или другого модуса в определяющем придаточном предложении зависит только от смысла данного придаточного предложения и определяется исключительно намерением пишущего или говорящего конкретизировать смысл этого предложения в том или ином направлении, включая модальную аттракцию.

1. Вывод из первого закона

Нетрудно сообразить, что этот третий закон представляет собою в основном не что иное, как вывод из первого закона. Ведь если первый закон говорит о принципиальной тождественности в греческом языке придаточного и главного предложений, то само собою становится ясным, что те модусы, которые употребляются в главном предложении, должны здесь употребляться в придаточном предложении. Единственным основанием для употребления модусов в придаточном предложении является все та же объективная ситуация вещей, которую пишущий или говорящий так или иначе фиксирует в своем предложении. Если эта ситуация представляется ему как совокупность тех или иных реальных фактов, он ставит индикатив, все равно, строит ли он главное или придаточное предложение. Если объективная ситуация такова, что перед ним нет никаких реальных фактов, но что они могли бы быть при известных условиях, а эти условия как раз не осуществились, то, очевидно, он фиксирует некую ирреальность; а для нее греческий язык выработал совершенно определенную грамматическую форму – индикатив исторического времени с an; и это опять-таки независимо от того, строится ли главное предложение или придаточное предложение.

Однако, если единственным критерием для выбора модуса придаточного предложения является только общее смысловое содержание соответствующего сложного предложения, то сам собой возникает вопрос, какие же именно модусы придаточного предложения и с каким именно содержанием соответствующего сложного предложения вступают в наиболее естественную и в наиболее реальную связь.