Языковая структура

В противоположность традиционным изложениям латинского синтаксиса, где обыкновенно исключений из правил дается не меньше, чем самих правил, формулированные нами законы сложного предложения совершенно строги и точны и не допускают ровно никаких исключений. Это могло получиться только потому, что мы базировались не на случайных признаках сложного предложения, а на самой его структуре, то есть на способе его подчинения; и мы не подгоняли способы подчинения под априорно выдуманные типы предложений, а эти типы предложений подгоняли под способы их подчинения. Поэтому у нас и получились такие типы предложений, которые вполне соответствуют своим способам подчинения. Какие же могут быть исключения по вопросам о том, как подчиняется данное придаточное предложение, то есть какие ставить в них наклонения и времена, если сами правила эти и самые типы предложений сформулированы применительно к способам подчинений?

Почему, например, обыкновенно говорится об accusativus cum infinitivo после verba voluntatis и тут же приходится говорить, что verba impediendi сюда не относятся? Только потому, что accusativus cum infinitivo ставится после verba voluntatis вовсе не вследствие того, что это verba voluntatis, и ut с конъюнктивом ставится после verba impediendi вовсе не вследствие того, что это verba impediendi. Главное здесь в том, что тут – разнотипные придаточные предложения, и разнотипные не по своей общеграмматической семантике, а именно по своим способам подчинения. Выставляется правило об асc. с. inf. в качестве подлежащего после безличных глаголов, например, после convenit. И тут же – исключение: после evenit, оказывается, надо ставить не асc. с. inf., a ut с конъюнктивом. Почему? Ответа нет, и учащемуся остается только запомнить это без всякого понимания. На самом же деле тут нет ровно никакого исключения, а просто фигурируют разнотипные по своим способам подчинения предложения.

Есть, правда, несколько обстоятельств, которые близорукий критик может считать исключением из выставленных нами законов. Но эти обстоятельства являются недоразумением, которое можно легко отвести.

Является недоразумением считать, что исторические этапы развития отдельных типов предложений противоречат установленным нами законам. Нашей задачей было изобразить грамматический строй того периода латинского языка, который представляет собою наиболее выработанную латынь и которая потому и осталась навсегда в культурной памяти человечества. Это – классическая латынь. Если кто-нибудь в настоящее время хочет говорить или писать по-русски, то очевидно, он будет пользоваться русским языком не XIV и не XVI веков, но XX века. Точно так же и те, кто хотел или кто хочет говорить или писать по-латыни, всегда пользовался и пользуется классической латынью, а не архаической и не средневековой. Грамматический строй этой классической латыни мы и фиксировали в своих законах. Конечно, это не значит, что наши законы никогда не менялись и всегда были совершенно неподвижны. В архаической латыни еще не выработана, как следует, consecutio temporum. Тут сплошь и рядом стоит индикатив в тех случаях, в которых классическая латынь ставит конъюнктив. Невозможно, однако, считать это исключением из наших законов. Это не исключение из законов, а их история. А те, кто хотел бы свести всякую грамматику только к истории языка, не признают устойчивых норм языка вопреки общему языкознанию, которое фиксирует не только подвижные, но и устойчивые формы языка.

Изучать исторические периоды языковых законов можно и нужно. Но это и значит формулировать их на разных ступенях развития. Мы формулировали их на ступени классической латыни.

Точно так же не является исключением из законов то обстоятельство, что эти законы применяются не только одновременно, но часто в отношении одной и той же грамматической категории. Наши законы сформулированы так, что они нисколько не противоречат один другому и могут совмещаться в зависимости от намерения пишущего или говорящего. Один и тот же глагол часто допускает разные конструкции в зависимости от подчеркивания в нем того или иного семантического элемента. Часто эти разные конструкции употребляются в целях разного оттенения высказываемой мысли. В середине косвенной речи может оказаться прямая речь в виде заметки от автора, а в контексте consecutio temporum может вдруг проявиться желание автора представить события со своей точки зрения, а не с точки зрения того субъекта, который является подлежащим в главном предложении. Эти формы совместного функционирования разных законов нисколько не являются исключением из законов, а только говорят о богатстве языка, не стесняющего себя никакими формальными правилами для выражения нужной мысли.