Языковой континуум Петровской эпохи:обзор грамматических трактатов первой четверти XVIII в.

Необходимо отметить, что латинский язык воспринимался именно как иностранный, нужда в котором диктовалась практическими причинами и в этом смысле противопоставлялся ц.‑сл. и греческому. Ф. Поликарпов в предисловии к своему лексикону, отмечая преемственность еврейского и ц.‑сл. и функциональное равенство ц.‑сл. и греческого, подчеркивал, что латинский язык необходимо изучать, так как он «нынѣ по кругу земному … паче иныхъ во гражданскихъ и школных дѣлѣхъ ѡбноситсѧ» [Поликарпов 1704, с. 6 об]. Латинский язык связывался с секулярным пластом культуры, так как он применялся во «всѧкихъ наукахъ и художествахъ ко ч(е)л(ове)ческому жительству нуждныхъ» [там же, с. 6 об.].[13] Итак, греческий и ц.‑сл. противопоставляются латинскому как носители вечной истины языку практических знаний. Размежеванию восприятия греческого и латинского языков способствовала и попытка введения гражданского алфавита, ориентированного на западную модель (латиницу) [см. об этом: Живов 1986, с. 60].

Иностранным языком, на внедрение которого Петр I потратил немалые усилия, был голландский. Петром был задуман целый ряд изданий для популяризации этого языка [см.: Бобрик 1988 прил. 3]. Якову Брюсу был поручен перевод известной в Европе книги Вилима Севела «Искусство нидерландского языка» с амстердамского издания 1712 г. Яков Брюс сопровождал Петра I во время его пребывания в Голландии, поэтому именно на него пал выбор. История переговоров, связанных с этим поручением, довольно поучительна, так как выявляет целый круг проблем узуса этой эпохи. Яков Брюс отнесся к поручению довольно сдержанно. В сообщении от 18 июля 1716 г. он пишет: «… грамматику голландскую получил я и буду всяческими меры чтится перевесть оную колико возможно внятно. Только опасаюсь, что за недовольством сего языка (яко же вашему величеству известно) по желанию своему исправно и вразумительно написати не возмогу, понеже грамматика перед иными книги особливо достаточно искуснаго обоих языков преводчика требует, котораго здесь не изобретается» [цит. по: Пекарский, I, с. 298]. Ко 2 октября 1716 г. была переведена половина грамматики. Брюс по-прежнему настаивает на том, что порученная ему работа превышает его уровень знаний. Петр I поручает директору петербургского Печатного двора И. А. Мусину-Пушкину подыскать ему помощника. Брюс жалуется на слабое знание голландского и просит, чтобы текст был просмотрен секретарем посольской канцелярии Ларионовым, «понеже он голландскому языку искусен и грамматике учен» [там же, с. 299]. Вскоре он получает отказ, мотивированный тем, что Ларионов слишком занят и не может заниматься сверкой перевода. Петр I советует Брюсу «взять такого человека из русских, который учил русскую грамматику» [там же, с. 300]. Брюс вынужден настаивать: трудности, с которыми он столкнулся, связаны прежде всего с плохим пониманием голландского текста, что же до языка перевода, то, по его мнению, специалистов в этой области вполне достаточно. Он пишет: «… а ежели когда что в речениях надлежит что поправить, то у печатни могут справщики исправить, а надобен мне, кто б голландской и латинской грамматики изучен был. И перевел я ее большую половину и дошел ныне до деклинациев, которое писано голландским с латинским языками, чего я не могу выразуметь» [там же, с. 301]. Петр I уверен в том, что познаний в голландском языке у Брюса вполне достаточно. Но его нисколько не удивляет просьба о присылке помощника, он тотчас же отдает распоряжение о поиске подходящей кандидатуры. Однако в его представлении это должен быть человек, сведущий в «славянской» грамматике, ибо трудности перевода он связывает именно с его языком, тогда как Брюс во всем полагается на справщиков. Насколько Петр I был прав в своих опасениях, косвенно подтверждает корректурный экземпляр грамматики. Объектом правки является прежде всего язык перевода, причем наибольшее затруднение вызывает не собственно метаязык, а соотнесение двух языковых систем на уровне конкретных парадигм.