Языковой вкус эпохи

На этом фоне естественной оказывается такая, например, речь студента, спокойно воспроизводимая интервьюером: Пойдем по пиву вдарим. Знаешь, старик, жизнь – она либо есть, либо ее нет. Мы чересчур много внимания уделяем мелким проблемам. И потом тащимся, громко оплакивая их. Мы – садомазохисты… Я вот на всю эту лабуду ноль внимания – пью пиво и люблю девушек (АиФ, 1993, 19). Или такая речь журналистов от первого лица: Таких органов хоть пруд пруди. Если бы не многочисленное племя этих «повернутых» любителей аппаратуры, производители аудио- и видеотехники вряд ли смогли бы так часто обновлять свой ассортимент (Экстра-М, 1994, 82). Они были именно переводами, а не «фальшаками», не перепевами, не вариациями на заданную тему (ЛГ, 1994, 23).

Можно прийти к мнению, что словоупотребление наркоманов (как в прошлом веке жаргон картежников, что блестяще показано В. И. Чернышевым) служит сейчас главным поставщиком жаргонизмов, быстро воспринимающихся и олитературивающихся в образованном обиходе. Более тщательный анализ показывает, что к ним относятся и такие ставшие общеупотребительными новомодные слова, как беспредел, тусовка, даже разборка, ассоциируемые, на первый взгляд, с иными сферами внелитературной речи (см.: В. В. Химик. Прагматика молодежного сленга и текст. «Эстетическая природа художественного текста, типы его изучения и их методическая интерпретация. Тезисы международной конференции-семинара», СПб., 1993; М. Санчес Пуиг. Описание способов приема наркотических средств в лексике русскоязычных наркоманов. РЯЗП, 1993, 1). По происхождению отсюда, видимо, и выражение крыша поехала, а также все схвачено, раскачать народ, быть в отключке и т. д.

Следует заметить, что жаргоны, арго, блатная речь у нас исследовались мало и, так сказать, с осторожностью. До недавнего времени, кроме дореволюционных и, естественно, устаревших по материалу, соответствующие словари появлялись лишь за границей, например: B.P.Krestinskii, M. M. Krestinskii. Краткий словарь современного русского жаргона. Frankfurt/Main; Possev, 1965; V.Kozlovskii. Собрание русских воровских словарей. В 4-х томах, New York, 1983; Ф. И. Рожанский. Сленг хиппи. Материалы к словарю, СПб. – Париж, 1992 и др.

Здесь уместно вспомнить Антони Берджеса и его беллетристический анализ сленга на русской основе в романе-утопии 1962 г. «A Clockwork Orange» (в русском переводе «Механический апельсин»). Изображая террор тинейджеров, разуверившихся в британском обществе, он наделяет их суггестивной чертой – «nadsat speech» – арго, основанное на русских корнях: gooly (гулять) «walk», neezhnies (нижний) «underwear», droog «friend», glaza «eyes» и т. д. Языковые отличия субкультур служат приемом сопоставления английского и русского, западного и советского общества, при этом картина перевернута: в Англии этого нет, но молодежь в СССР, действительно, фактически отстранилась от общества, стала враждебной к нему. Заметив эту тенденцию субкультуры подростков, Берджес прозорливо предсказал нынешний молодежный интержаргон. И – шире – наводнение англицизмами русского языка в целом.

Эта тематика оригинально развита в книге исследователя языка и культуры разных молодежных группировок, прежде всего, музыкальных, вокальных и танцевальных, проявляющих себя в городских надписях: J.Bushnell. Moscow Graffiti: Language and Subculture (Boston, 1990).

2.2. Либерализация языка на волне демократизации общества ярче всего проявляется в массовой коммуникации крайне левой направленности, все сильнее тяготеющей к разговорно-доверительной и даже грубовато-просторечной тональности.

Дикие формы это принимает в отношении к ругательствам, «матерному языку», который, вопреки всем грозным протестам, извечно живуч в русском устно-речевом быту (см. F. Dreizin, T. Priestly. A Systematic Approach to Russian Obscene Language. «Russian Linguistics», 1982, 6/2). Это традиционно даже по названию «непечатное слово» сегодня просто рвется на страницы ряда «демократически-свободных» независимых газет (например, «Курантов», в которых, скажем, только в январских номерах за 1993 год встречались беныть, сука, падла, мерзавец, сволочь, гадина и др.). Неким оправданием здесь служит мысль, высказанная одним общественным деятелем: «Для оценки положения в стране нет слов! Остались одни выражения» (АиФ, 1991, 9).