Ибо я согрешила

— Это для моей подруги Куки. Она живет на этом же этаже, — объяснила она и быстренько нацарапала какую-то записку. — Скоро она придет за кофе, а у нас есть дельце.

— Правда? — спросила я. Может быть, Чарли уже что-то выяснила.

— Правда. Мне кажется, твоя ночнушка новая. — Она указала на мою одежду и кивнула. — Вспомнила, что видела ее в «Таргете»,[3] когда была в душе.

Я глянула в сторону ванной.

— У вас, наверное, просто огромный душ.

— А ты веселая. На днях я видела такую же ночнушку. Значит, умерла ты не так давно. Может быть, совсем недавно.

— В самом деле? — Я посмотрела на свою одежду. Она и правда выглядела, как новая.

Чарли прилепила липкую бумажку на кофеварительный аппарат и, подмигнув ему, проговорила:

— Передай мое послание, любимый.

А затем направилась к двери, не забыв прихватить сумку.

Несколько секунд я пялилась на кофеварку, пока не поняла, что Чарли пошутила. Даже испытала облегчение, когда аппарат ничего не ответил. Однако все для меня было новым. Кто мог сказать, что живое, а что нет в этом мире? В этом измерении?

— Ты еще Развалюху не видела, — бросила через плечо Чарли и на пару секунд остановилась, чтобы открыть дверь.

У нее на пути возник высокий мужчина. В общем, мне показалось, что он мужчина. Он стоял, прислонившись к дверному косяку и сложив на широкой груди руки. Один уголок его рта выдавал намек на улыбку, от которой захватывало дух. Однако он был каким-то… другим. Темным. Неистовым. Казалось, воздух вокруг него клубится, словно он сам был воплощением турбулентности. А еще он будто лишь наполовину был из плоти и крови. Вторая его половина представлялась дымом и тьмой. От одного только взгляда на него — на такое великолепие — у меня подкосились ноги.

Чарли подбоченилась и спросила с явным раздражением:

— Где тебя носило?

— Соскучилась?

— Ни капельки, — ответила она и фыркнула, чтобы подчеркнуть и без того очевидную, но явно наигранную неприязнь. Однако никого из нас надуть ей не удалось.

— Ты совершенно не умеешь врать. — Усмешка превратилась в широкую улыбку. Показался ряд белоснежных зубов.

Даже если бы кто-то мне заплатил, я вряд ли сумела бы отвести взгляд. Одним словом, он был сногсшибательным. Густые темные волосы. Полные губы. Пронзительные темные глаза в окружении длинных чернильно-черных ресниц. И, похоже, самая дьявольская улыбка из всех, что я видела.

— Я тебе говорила, что вру отменно. Просто ты действительно слишком проницательный. Между прочим, у меня тут дело.

Чарли попыталась обойти его, но он уперся рукой в косяк напротив того, к которому прислонился, и наклонил голову.

— Что случилось?

— А? — переспросила она сухим бесцветным голосом. — Ничего. У меня дело.

Несколько долгих секунд он сверлил ее взглядом, поджав губы. Когда Чарли жестом показала ему уйти с дороги, он поднял голову и посмотрел поверх ее макушки на меня.

— Кто эта мертвая барышня?

— Рейес… — она посмотрела на меня извиняющимся взглядом, а потом снова повернулась к нему, — это офигеть как грубо.

— Даже для сына Сатаны? — поинтересовался он, словно обращался отчасти к самому себе. — А ты не хочешь знать, что я здесь делаю?

— Нет.

Секундочку, он сказал «сын Сатаны»?

— Я сто процентов дам тебе по яйцам, если не свалишь с дороги, — проговорила Чарли, расправляя плечи.

Рейес наклонился, пока его губы не оказались у самого ее уха.

— Прямо сейчас я совершенно не материален, Датч.

Как бы там ни было, она все-таки пнула его коленом. Он тут же исчез. Растворился в воздухе. На несколько секунд в том месте, где он только что стоял, повис черный дым. Аккомпанементом ему был тихий смех, который полностью стих почти немедленно.

Чарли повернулась ко мне:

— Извини за это. Нам надо проработать несколько пунктов. И первым делом — уважение к моим клиентам.

Последние слова она процедила сквозь зубы и все-таки направилась к двери.

Я поспешила за ней.

— Он сказал «сын Сатаны»?

— Ага. Зло во плоти. И можешь мне поверить, у него отлично получается.

Я же представить себе не могла, чтобы у него хоть что-то не получалось или получалось плохо.

Мы вышли в густую от липкой темноты ночь. Впрочем, темнота вовсе не мешала мне видеть, разве что немного приглушала цвета. Но, как и раньше, свет уличных фонарей не освещал, а словно делал пространство, которое заливал, еще темнее. Эффект, прямо скажем, сюрреалистический.

— Это, — сказала Чарли, показывая рукой на красный джип «вранглер», — Развалюха. Я в нее влюблена по уши, только моей сестре не говори. Она психиатр и наверняка подвергнет подобное заявление тщательному психоанализу, после чего сделает крайне дерьмовые выводы.

Мы забрались в машину. Дрожа, Чарли привела джип в чувство и включила обогреватель. Тогда-то я и поняла, что мне не холодно. И не жарко. Вообще никак. Ощущение температуры, как вкус и осязание, было для меня недоступно.

Пока мы ехали по какой-то незнакомой мне улице, я сложила руки на коленях и скрепя сердце спросила:

— Он приходил за мной?

Брови Чарли вопросительно поползли вверх.

— Сын Сатаны. Он приходил, чтобы забрать меня в ад?