Ибо прежнее прошло (роман о ХХ веке и приключившемся с Россией апокалипсисе)

- О чем вы, Евгений Иванович? Какие еще красивые рассуждения? С чем они не пересекаются?

- С действительностью! - жалобно воскликнул Вольф. - Да, да, вы понимаете, о чем я говорю. Вы уже третий день толкуете мне здесь о Божественном провидении, о карме, о высшей справедливости, и где же это все? Где она ваша справедливость? Почему Бог не наказывает этих людей - тех, которые засадили нас сюда? Почему они все веселятся и прекрасно чувствуют себя? Почему так у вас выходит, что порядочный человек, отыскавшийся среди них, тут же должен попасть за решетку? Это, по-вашему, высшая справедливость?

- Именно это, - серьезно подтвердил Гвоздев.

- Да ну вас, - махнул Вольф рукой.

- Что вы так разволновались, Евгений Иванович? - пожал плечами Иван Сергеевич. - Представьте себе, именно это и есть справедливость - самая что ни на есть высшая, как вы удачно выразились. Вот ведь любопытный вы человек, - разулыбался он вдруг. - В Бога не верите ни на грош, а высшую справедливость вынь да положь вам тем не менее.

- Почему не верю? - измученно как-то пробормотал Вольф. Во что, по-вашему, здесь еще остается верить?

- Ну да, ну да. На безрыбье и рак - рыба. Так вот, дражайший мой Евгений Иванович, чтобы вы знали, наказание в нашей жизни надобно еще заслужить. Божественное провидение, как вы опять же удачно выразились, ведет по этой жизни того, кого еще имеет смысл куда-то вести.

- Кого Бог наказывает, того он любит, - добавил Глеб.

- Именно так. Не подвержены несчастьям в этой жизни две категории людей - либо абсолютные праведники, либо - и таких, увы, большинство - грешники, которым никакие испытания ничего уже не помогут ни искупить, ни понять. Но это вовсе не означает, уважаемый Евгений Иванович, что справедливое возмездие никогда не настигнет их. Оно настигнет их неизбежно в следующей жизни, либо уж на страшном суде, и завидовать им, поверьте, совсем не стоит.

Вольф поморщился мучительно, снова безнадежно как-то махнул рукой и отошел к окну.

- Знаете, Иван Сергеевич, что я подумал сегодня, - сразу очень оживился Глеб, как только разговор повернул к тому, ради чего и рвался он в эту камеру. - Ведь это не как христианскую доблесть надо понимать - молиться за тех, кто мучает тебя - а как естественный порыв человека. Он мучает тебя, может быть, даже пытает - ты за себя не беспокойся - ты за него переживай, представь себе и ужаснись - какое же несчастье случилось с его душой, что стал он таким. Молись за него, за кого же еще молиться, если не за него? Ведь это самое страшное, что может случится с человеком в этой жизни - стать злодеем.

- Ну, о себе-то, положим, тоже следует подумать, - заметил Гвоздев. - Понять, по крайней мере, за что тебе это?

- И радоваться, что можешь искупить, да?

Евгений Иванович, обернувшись от решетки, поочередно смотрел на них скорбным взглядом.

- Я вот что только понять не могу, Иван Сергеевич, продолжил Глеб. - Вот апокалипсис - вы говорили прошлый раз, что верите в него...

- Пардон, - перебил его Гвоздев. - Я не говорил, что верю в него, я говорил, что вижу его вокруг себя. Это, согласитесь, разные вещи.

- Ну, да, тем более, - кивнул Глеб. - Так что же он такое, по-вашему? Как соотнести его с законом кармы, законом справедливости? Что это - зло, вышедшее из под контроля Высшего Разума? Пиршество черных сил? Победа Дьявола?

- Да, я понимаю ваш вопрос, Глеб, - кивнул Иван Сергеевич. - Знаете, прежде чем ответить на него, я хотел бы заметить вам - есть одна очевидная несуразица в представлении всякого, скажем так, истинного христианина о Дьяволе. Ведь всякий истинный христианин знает, что жизнь на Земле завершится Царством Божьим - гармонией, в которой Дьяволу места не будет, из которой силам зла предстоит низвергнутыми быть в геенну огненную. Но, позвольте, если уж любая набожная бабулька знает это точно, если все это стократ предсказано и определено, неужели сам Дьявол - мудрый искуситель человечества, великий черный Дух - может питать на этот счет какие-то иллюзии. Что же он враг самому себе? Нет, извините - одно из двух. Если есть Дьявол - в общепринятом христианском представлении - как отпадший от Бога владыка Зла, то нет места пророчествам и откровениям, и ничего еще не предопределено вперед. Если же мы знаем нечто прекрасное о нашем будущем - а знают это не только христиане - решительно все религии мира - то мир горний един.

- Значит, по-вашему, Дьявола не существует? - спросил вдруг Вольф.

Гвоздев обернулся к нему с любопытством.

- Я бы не выразился столь определенно, уважаемый Евгений Иванович, - сказал он, чуть улыбнувшись. - То, что существует точно - это укоренившаяся путаница в представлениях человечества о Дьяволе. В одном лице людьми смешиваются два понятия - я бы определил их - "Дьявол искушающий" и "Дьявол, творящий зло".

- Так все-таки есть Дьявол, творящий зло? - спросил теперь Глеб.