Icy Origamy

— Ну что, балда, отогреваться будешь? — поинтересовался Этриан у девчушки на снегу.

Не услышав ответа — впрочем, какой ответ, в таком-то состоянии! - он, укутав девчонку в длинный шарф, поднял на руки. Вгляделся в бледное лицо, всё в прилипших мокрых волосах.

«Нет, просто показалось», — он быстро отогнал от себя грустные мысли. Очень уж эта мордашка напоминала ему то, что казалось безвозвратно уже забытым за веками холода. Или просто хотелось, чтобы напоминала, и чтобы не исчезало из памяти то единственное, что ещё держало его в этом мире.

Про себя Этриан быстро прикинул: до ближайшего села было далековато, за это время девочка совсем замерзнет на таком морозе, и, хорошо ещё, если не загнется от обморожения. У местных целителей руки совсем кривые, увы. Впрочем, как-то же эта мелкая засранка добежала одна от деревни до реки, а расстояние тут ой какое немаленькое…

Очень давно ему было просто не с кем поговорить.

Ей было холодно, очень холодно, и всё казалось, что этот лед разъедает её изнутри, выпивая тепло.

Мороз всегда был стихией юной волшебницы, но тогда девочка ещё была человеком. Просто одаренным ребенком. Рилай уже научилась не замерзать на лютом морозе, и наставник обучил её простейшей магии льда, но девочка ещё оставалась Живой, а не ледяной фигуркой, раскрашенной под человека, и не подозревала даже, что готовит ей будущее. Хотя, наверное, то было и к лучшему: куда легче жить, когда ты не знаешь, что ждет тебя за поворотом. Через тайгу спокойнее идти, если ты не ожидаешь за каждым деревом найти стаю волков — и свою смерть.

Пока же всё это оставалось сокрытым от взгляда. Девчушка инстинктивно пыталась сравнять свою температуру, чтобы ей не было так плохо. Её кидало из холода в жар, и, казалось, что это никогда не кончится.

Но потихоньку эта лихорадка спадала, а за её ледяными узорами начали мелькать теплые красноватые пятна, похожие на блики огня, пляшущие по ледяным стенам.

Есть противное пограничное состояние между сном и реальностью, особо ярко чувствующееся, если ты метаешься в горяченном бреду. Все эти образы, что всплывают перед внутренним взором, игра воспаленного сознания. Они и нелогичные, непредсказуемые, и с тем красочные, яркие, реалистичные, и ты в них веришь, какими бы страшными они ни были. Завороженно наблюдаешь за тем, как пляшут блики от огненных узоров поверх ледяных рисунков на замерзшем стекле сознания. Протягиваешь к ним руки, пытаясь чертить свои символы поверх этого нереального полотна. Неосознанно, безотчетно, так, словно это единственное, что поможет облегчить жар. Выводишь черту за чертой, дорисовывая тающие в темноте сознания картины. Не задумываясь, без оглядки на реальность, словно загипнотизированный, ведешь пальцами по невидимому стеклу, одержимый желанием запомнить этот ускользающий рисунок — и добавить к нему что-то свое.

Оставить отпечаток своих пальцев…

Словно это что-то важное.

— Ты как, Рилай? — послышался сухой староватый голос рядом.

Этот звук окончательно разбил стену бреда в осколки, оставив девчушку растерянно смотреть на догорающие стеклянные фрагменты на обледенелом полу. Легкое чувство жалости: её никак не покидало ощущение, что она чего-то не успела, не закончила, и больше не может вспомнить, что именно. Ведь и память об этом чарующем сне так и закончилась — распавшись на тысячи угольков, дотлевающих в камине.

Шелест камина.

— Рилай, — равномерно повторил голос. — Просыпайся.

Сначала девочка решила, что это зовет её наставник, и зябко поежилась в полусне. Старик будет очень недоволен…

Шел первый её год на Леднике, и Рилай ещё только осваивалась с непривычной, но столь уютной для неё обстановкой северных земель. Вдали от родных ей поначалу было непривычно, страшно. Но наставник оказался доброй души человеком, легко заменив девочке деда, а соседский мальчишка-моржонок со смешным именем Ймир стал для неё лучшим другом на долгие последующие годы.

Но пока эти самые годы скрывались в туманной дымке будущего — и ничего не подозревающий ребенок просто дурачилась, периодически убегая из Барьера, чтобы осмотреть окрестности. Иногда Ймир увязывался за ней следом, всегда радостный, готовый помочь, рассказать всё, что знает сам. Далеко от поселка уходить не стоило: в снегах и льдах легко заблудиться, потерять дорогу в ледяных ущельях, а то и вовсе заблудиться на гигантском снежном плато ниже по склону, или же потеряться в лесу.

Но дети любопытны, самонадеянны и, порой, до глупого отважны.