Где-то за стенами пещеры вновь завыла вьюга. Заунывно так, грустно, словно плача о чём-то.
— Было дело, — вздохнул Этриан, проплыв в воздухе к столу. — Когда я сам был живым. Очень-очень давно. Да и неважно всё это уже.
Тихонько звякнули старые цепи, сковывавшие ноги «призрака», но тот, казалось, уже давным-давно не замечал их.
— Сейчас я просто коротаю часы и изредка гоняю тех, кто сюда забредает, — Лич усмехнулся. — Да мастерю, чтобы чем-то себя занять. Знаешь, когда у тебя в запасе целая вечность, вдруг понимаешь, что тебе нечем её заполнить.
Белка спрыгнула с плеча Рилай, убежав куда-то под стол.
— Присаживайся тут. Прости старика, но есть у меня нечего, — развел Лич руками, устраиваясь в ледяном кресле у стола.
— Ничего страшного, я не голодна, — улыбнулась девочка, осторожнее уже, чем в первый раз, поднимаясь со скамьи. — Так ты их делаешь?
— Да. Мне просто немного… скучно и одиноко.
Этриан вытянул из-под стола табурет — в отличие от кресла он был всё же не ледяной, а просто обледенелый, но толково сбитый деревянный табурет. С сидения, сметя снег, соскочила другая фигурка, прятавшаяся до этого мига в тени под столом: здоровенный ледяной котяра. Кот легко спрыгнул на пол и направился к замершей Рилай, начал беспечно ластиться к ногам. Но вместо привычной шерсти домашних животных чувствовался лишь гладкий лед.
Идеальный лед.
— А так хоть иллюзия жизни рядом, — закончил Этриан. — Да ты не бойся, он не царапается. Только к камину не бери, растает.
— Иллюзия, — Рилай зацепилась за слова, поднимая мурлыкающего кота. — Но он же совсем как живой… ой!
В нос уткнулась ледяная лапа. Котяра радостно мяргнул, провис на руках девочки, мурча, тяжелый, практически как настоящий.
Разве что слишком… гладкий.
Слишком идеальный.
— Это не совсем жизнь, — «улыбнулся», насколько позволяла черепушка, Лич. — Ты же не назовешь героев сказки по-настоящему живыми? Пусть их и оживляет наша фантазия, когда мы слушаем истории, они остаются чьей-то выдумкой, существующей лишь на словах. Вот и тут так же.
Рилай присела на табурет, устроив кота у себя на коленях, поглаживая его по спине. Тот свернулся в клубочек, продолжая урчать.
Она смотрела на умиротворенную полупрозрачную мордашку, закрытые глаза, чуть дергающееся ухо, мерное «дыхание». Смотрела — и не замечала, как внимательно за ней смотрят два уголька чужих глаз. С какой ностальгией и грустью они горят внутри пустых глазниц…
— О… ой, — Рилай вдруг одернула руки, уставившись сначала на ладони, а потом на питомца.
С пальцев капелью падала вода, разбиваясь об лед, а на шкурке ледяного кота обнаружились глубокие протаявшие полосы. Поняв, что гладить его уже не намерены, тот, словно не замечая последствий прикосновения теплых рук, спрыгнул на пол — и устроился опять в тени под столом. Этриан рассмеялся, наблюдая за реакцией ошеломленной Рилай.
— Да, Рилай. Они неживые на самом деле. Тают от прикосновения живых, теплых существ. Они замерзают, окоченевают, если рядом совсем нет тепла, впадая в спячку, пока кто-нибудь не разбудит их… чтобы прожить короткую свою «жизнь» — и растаять. Или замерзнуть вновь.
Взгляд забегал по сторонам, уже более внимательно, подмечая уже детали обстановки, замечая теперь маленькие статуэтки, аккуратно расставленные по полкам, скрупулёзно проработанные скульптуры по углам пещеры. Даже застывшие, спрятанные в морозных тенях за светлым кругом от камина, они выглядели почти настоящими, почти реальными…, а те, на которых хоть чуть падал свет, еле заметно шевелились, словно готовые вот-вот проснуться ото сна и, как ни в чём ни бывало, начать свою жизнь.
Рилай невольно вспомнила своего старика наставника. Его ледяные руки, покрытые сетью шрамов, похожих, скорее, на дорожки от растаявшего льда. Его истории, столь реальные, но всё же — сказки.