Идеализм-2005

— Д-дубина з-заебись. Я и капу взял сегодня, — и партиец достал из кармана бойцовскую капу.

— Бля, это как в советской песне пионерской: «Если б не было школ, человек бы в гости с дубиной пришел», — Дарвин совсем уже бессовестно хохотал. — Это вот про тебя, Ленин.

— См-мейся, см-мейся…

— Привет, Леха, привет, Дарвин, — Назир обнял меня и товарища. — Погнали, че?

— Дарвин, что это у тебя на голове? На пилотку что-то похожее. Шерстяную пилотку, блин, — подошедший вместе с Назиром Женя К., бывший заключенный по делу о захвате Администрации президента сорвал с Дарвина шапку.

— Женя, отдай, — мой друг начал возмущаться, — и никакая это не пилотка. Модная шапка, вон Umbro написано.

— Ты смотри, Дарвин, в такой шапке заезжать в тюрьму нельзя, — коренастый круглолицый Женя продолжал тянуть прикол.

— Почему это?

— Ну как. Зэки спросят, чего это ты пилотку на голову натянул.

— Это не пилотка, это шапка.

— И что ты, Дарвин, зэкам тогда скажешь?

— Я не знаю… Что это не пилотка никакая.

— Смотри, Дарвин, — Женя смеялся, — если тебя спросят так, то скажи: я пилотку надевал, но в пилотку не нырял. Тогда может быть нормально все с тобой будет.

— Так мы поедем сегодня или нет? — Назир сам давился смехом. — Все на месте вроде.

— Ага, щас поедем, — ответил я. — Ольга, ваши все тут?

— Да, все, кто собирался подорваться, все тут.

— Надо ехать тогда, — сказал моряк. — Нацболы, садимся в следующий поезд. Все в один вагон.

— Прыгнут сегодня, как думаешь? — спросил я Ольгу.

— Увидим. Ты будто не хочешь, чтобы прыгнули?

— Хочу, конечно.

— Я тоже не против, — землячка Ромы посмотрела на меня с улыбкой.

— Ну вы кровожадные, диву с вас даюсь, — Назир окинул нас веселым взглядом. — Однако, молодцы, нацболы.

— Все, погнали, там пошутим, — Ольга слегка толкнула меня. — В поезд заходи.

Народу в вагоне было немного. У некоторых осунувшиеся лица — признак пятничной пьянки. Равнодушие, апатия. Если бы я крикнул: «Мы едем ебашить кремлевцев, слышите, вы!», никто бы и носа не почесал.

Хотя к чему кричать, дело нужно молча делать.

У Дарвина металлическими патронами от «удара» забиты оба кармана, он достал один и принялся что-то объяснять нашей подруге, Ольге М. Оба захохотали.

— Л-леха, смотри, Д-дарвин на в-весь вагон «а-аргум-менты» демонстрирует, — Ленин наклонился к моему уху, — м-мо-ожет пресечь?

— Да ладно, приехали уже почти.

— Ну как-то все равно серьезнее надо быть, — рыжеволосый командир Юго-Востока была самим воплощением дисциплины.

* * *

«Авиамоторная». Выходим из вагона. Тесной толпой идем по платформе. Теперь только внимание.

На дворе — приятный январский морозец. Причудливые узоры инея на деревьях в парке. Шофера-бомбилы жмутся в куртки под «Крошкой-картошкой», пьют кофе из пластиковых стаканчиков.

Мы встаем, как всегда, дугой, лицом к выходу из метро. Красный флаг с белым кругом и черными серпом и молотом развевается на зимнем ветру.

Ольга Ф. достает из кармана пачку сигарет, закуривает.

— Ментов нет, — оглядывается она, — значит, прыгнут.

— Да вон т-та-ам, за палаткой, их скауты уже, — Ленин кладет руку ей на плечо.

— Ага, вижу, — рыжеволосая Ольга затягивается, щурясь. — Готовимся!

— Че, спять рубка.

— Ага, заебись.

Кровь партийцев разгоняется. В зимнем свежем воздухе висит радостное ожидание.

Семь человек в куртках модных марок стоят метрах в сорока от нас, на другой стороне проезжей части. Один говорит по телефону. Потом скауты ныряют в подземный переход.

Мы знаем, что это значит.

— Нацболы, строимся! — командует Ольга.

Этот маневр занимает две секунды, к нему мы привыкли. Теперь мы стоим в два ряда, «аргументы» готовы к бою.

Назир со своей засадой выдвигается к переходу.

Из подземки по ступенькам выбегают штук тридцать наемников. Респираторы, куртки в стиле «кэжуал». Останавливаются.

В руках — фаера. Кидают в нас эти, зажигают новые.

Я закрываю лицо обеими руками. Шипящий фаер ударяется о куртку, падает под ноги. Я поднимаю его, отправляют обратно. Оглядываюсь. Пострадавших в наших рядах нет.

Движением большого пальца правой руки снимаю «удар» с предохранителя. Начнем так.

Из наших рядов летит бутылка в сторону врагов. Глухой удар и звон. Цель поражена.

— Вали говно! — звериный вопль Ленина.

Мы движемся на врагов. Те идут навстречу.

В этот момент моряк и его бойцы с фланга жестко заливают кремлевцев из «ударов» и газовых баллонов. Несколько кремлевцев сгибаются пополам, протирая глаза. Черноморец уже охаживает одного коленом.

Это последнее, что я вижу. Потом — завеса густого черного дыма. Прямо в гущу этого кромешного мрака — раз, два, три, четыре, пять — из «удара». В кого-нибудь да попаду.

Дышать нечем, от газа слезы ручьем. Не один я ведь такой умный.

Оглядываюсь. Чуть левее Дарвин пытается свалить с ног плотного хулигана в синей куртке. У обоих в руках «удары», но никто не стреляет. Патронов нет.

Хватаю нашиста за шею сзади, вдвоем валим его на грязный асфальт. Хорошенько ебашим ногами, кулаками. Когда тот уже просто лежит, закрывая руками голову, прыгаем на ней по очереди двумя ногами. «Сдохни, мразь!»

Дарвин вбивает в «удар» новые патроны, руки трясутся.