Вышел какой-то кавказец из параллельного класса, местный общественный активист, нашист. Взял микрофон и начал громко вещать:
— Скажем тэрроризму нэт! Скажем экстрэмизму нэт!
Вот же уебанство было.
Авиамоторная
Начало января. «Кружка» на Чистых прудах. Первое собрание московского исполкома в новом 2006 году. За соседними столиками бухие москвичи. Борщ наш тоже без сознания почти.
— И че, бля, и че! — Паша горячится и делает немного смешные рывки головой. — Они еще в октябре сообщали, что Шамиль убит. И где там? Хуй там, федералы.
— Точно, Паша! Сказал, как отрезал! Басаев — наше все, ебта! — Борщ отхлебывает из кружки с пивом и снова падает на стол. Он освободился несколько дней назад и бухает с тех пор, не просыхая. Дело святое. На Борще лагерная роба — как наглядная демонстрация того, что страданул за идею.
— Это, блять, эти так называемые наши истинные партийцы все про империю какую-то пиздят. Империю им, блять, подавай. Вон Путин строит им империю. Пора это говно нахуй вытравить, — Паша смешно растягивает слова, доказывая тем самым ничтожность «истинных партийцев». Он говорит с выраженным южным акцентом, и поэтому получается не «говно», а «г'овно», с украинской г'. — Рома и Лена вернулись, так что скоро пиздить их начнем, партийцев наших этих заслуженных. Во че у меня с собой есть, — с этими словами заместитель командира Юго-Западного звена достает из черной рабочей сумки бейсбольную биту.
— Бля. Паша, что это? — Рома подходит сзади и толкает его в плечо. — Убери.
— Здорово, Рома, — Паша неловко заталкивает биту обратно в сумку. — Да я про наших старых партийцев вспомнил.
— А-а-а, понятно. Нацболы, подвиньтесь, а то мне и Елене Васильевне и сесть некуда.
— Что это с ним? — Лена показывает на спящего Борща.
— Это Борщ, — поясняет Ольга К., — герой Партии.
— Борщ, Борщ, заслуги перед Партией исчезают в полночь, — Рома с притворной строгостью трясет бывшего политзаключенного. — В полночь, слышал?
— Знаю, Роман Андреич, — голова со скомканными волосами приподнимается над столом, — знаю, виноват, — голова снова падает.
— Хуй с ним, Новый год, — Рома повернулся ко мне и Ольге Ф., командиру Юго-Восточной бригады, которая сидела рядом. — Теперь по делу. Леха, Ольга, как пикет на «Авиамоторной»?
— Стоим там по субботам. Поток людей огромный, рядом железнодорожная станция, Лефортовский рынок. Газета отлично идет, деньги на политзаключенных тоже собираются. Народ там не ебанутый ходит, работяги из Подмосковья в основном.
— Хорошо, Ольга. Только прыгнут на вас.
— Да, скаутов замечали там уже.
— Че у вас по этому поводу?
— У меня все звено вооружено, и у Ольги тоже, — вставляю свои пять копеек, — и со всей Москвы народ на пикет подтягивается.
— Я там каждую субботу, — подтверждает Назир, студент пятого курса истфака МГУ из Дагестана, бывший моряк Черноморского флота.
— Отлично, отлично. Слава Богу, сейчас хотя бы с охраной разобрались.
Хорошо тебя, Назир, командиром московской охраны поставили, справляешься ты здесь отлично. Вооружили все отделение наконец, а то ходили придурки — кулаки в карманах. А потом от Киллера[14] бегали.
— Нацболов меньше двадцати на «Авиамоторной» по субботам не бывает, обычно больше, человек тридцать, — киваю на моряка. — Назир и его группа отдельно от остальных стоят. Это вроде как засада, фактор внезапности против нашистов.
— Хорошо. Пизды надо им дать, если прыгнут. Пора эту войну выигрывать.
— На «Ленинском» отмахались.
— На «Ленинском» они прыжок наспех готовили, им после захвата суда как-то отреагировать надо было. Поэтому и послали карданов[15] каких-то убогих.
— Мы и там отмахаемся.
— Да, Рома, пиздюлей дадим, — черные глаза моряка блестят, — нацболам сейчас только дай подраться. Тем более, ты сам говоришь, карланы убогие, а сейчас у них такие только и остались, Киллера и остальную основу давно не видно.
— Когда видно будет, тогда уже поздно, — заметила Лена.
— Елена Васильевна права, — Рома смотрит на нас из-под очков, наклонив вбок голову, — но в целом, ход мыслей у вас, нацболы, правильный.
— Кяфиров хуячить — дело святое, че, — добавляет исламист Паша. Все хохочут.
— Я в вас не сомневаюсь, — Рома улыбается. — Коммунисты, фашисты и исламисты, блин, гремучий студень. Ладно, что у нас по другим делам…
На столе появляются новые пивные кружки.
Борщ посапывает во сне. Начинается 2006 год.
14 января, в субботу, Восточная бригада собиралась перед пикетом на «Курской-радиальной». Юго-Восточное звено — на «Площади Ильича». Остальные нацболы Московского отделения подтягивались на одну из этих стрел.
Выходить всем вместе на «Авиамоторной» было совершенно разумно. Одиночки часто становились легкой добычей наемных хулиганов.
Мы, Восточная бригада, человек десять, вышли из перехода с «Римской». В центре зала стояли около пятнадцати нацболов. В середине нестройного круга — рыжеволосая Ольга Ф., Назир, Ленин. Он держал в руках мощное деревянное древко для флага.
— Привет! — я поздоровался с товарищами.
— Здорово, Леха!
— Ленин, ты зачем дубину на пикет принес? — Дарвин шутил над древком.