— Полегчает… — глядя куда-то сквозь Шульца, мне хотелось раствориться в этот моменте, сдаться и просто отключить эмоции, чувства, буйное сознание. Не ощущать этой убивающей изнутри, опаляющей боли, выворачивающей кишки наружу. — Ты спал тогда в кабинете с Авророй, и сейчас она беременна. Не знаю, из-за того раза или какого-то другого… Неважно, просто… Сосредоточься на этом, все остальное не имеет ко мне никакого отношения, — я замолчала, пытаясь подавить внутри обиду и унижение от странной участи грязной любовницы, разбивающей пары. Останься я с Конрадом, через пару лет могла оказаться на месте Авторы — жалкой, брошенной, никому не нужной. Той, кому изменяют налево и направо! Только не беременной, потому как подобная блажь мне просто недоступна. А Конрад молчал, с каждой секундой дыша все более остервенело и дико, как старая запыхавшаяся машина. Я ждала его слов с бешеным энтузиазмом, только вот ему, по-видимому, было нечего возразить. Или он просто не хотел опускаться до объяснений, потому что был слишком крут для этого. Тогда ярость во мне вспыхнула, дошла до крайней точки кипения, и я отступила назад, со всем чувством отчеканив: — Потому что мне плевать на тебя и на то, с кем ты спишь. Я буду самым счастливым человеком на земле, если ты наконец-то оставишь меня в покое, ясно?!
Глаза его сузились, показывая, что терпения внутри этого мужчины осталось совсем немного, он готов взорваться в любой момент вслед за мной. Но именно этого я и хотела тогда — его настоящих эмоций. Хоть чего-то человеческого. «Не ври себе! Ты просто хочешь, чтобы он обнял тебя и сказал, что все это ложь и неправда!» — пожурил внутренний голос. Поджав губу, я не хотела думать об этом.
— Садись в машину, Браун, — повелевающим тоном босса-засранца отчеканил он по слогам, будто ругал меня за что-то, был абсолютно недовольным моим поведением.
Я ахнула от той непробиваемой титановой скалы между нами и ткнула его указательным пальцем в грудь, не заботясь о том, что подумают люди вокруг и охрана. Слишком много было в моей жизни искусственного и показательно-лживого. ДОВОЛЬНО.
— Ненавижу тебя, — голос предательски осип на последней букве, отчего я нервно топнула ногой на месте. — Сегодня последний день действующего контракта, помнишь? Последний день, когда ты меня видишь, Конрад Шульц! И последний день, когда твои приказы имеют юридическую силу! Ты никто для меня и всегда будешь никем! Ты можешь управлять хоть всем миром, но для меня ты ничего не значишь!
Он громко выдохнул, будто разъярённый бык перед красной тряпкой. Ноздри его бешено раздувались, лицо опасно то белело, то краснело, предвещая бурю. Я услышала, как остервенело Шульц сжал кулаки, суставы хрустнули. Отступив назад, я увидела, как на его губах проскользнула самовольная пугающая ухмылка.
— Слушай сюда очень внимательно, — отчеканил он с таким явным пренебрежением и раздражением, что я позорно поперхнулась, прижимая руки к груди, будто закрываясь от сотни маленьких осколков, летящих от мужчины прямо мне в душу. «А чего еще ты ждала, Эмми? Его любви? Понимания? Оправданий? Вот она, реальность. Нет никаких розовых иллюзий!» — Я пытался быть хорошим, но, видимо, ты так не понимаешь. Пока я хочу тебя — ты будешь моей. Когда ты мне надоешь — я позволю тебе уйти. Если будешь хорошей девочкой — останешься в плюсе. Если будешь вести себя так же мерзко, как Автора, — сделаю твою жизнь безмерно долгой и максимально невыносимой. Сейчас мы вернемся в пентхаус, и ты подпишешь брачный договор, иначе я просто прикую тебя к постели, и итог тебе очень не понравится.
Я смотрела на него и не верила, что смогла позволить себе так ошибиться. Позволить себе увидеть в Конраде человека, способного на какие-то эмоции, кроме безжалостности. Он был холодной машиной, бесчувственным роботом, а я — глупой идиоткой, поддавшейся его умелой игре. Стало больно осознавать, как низко я пала, ощущая к нему нечто большее, чем стоило бы.
Но сейчас произошло разочарование. Горькое и необратимое. Я стала тем несчастным человеком, который наконец-то снял розовые очки. Стекла разбились вовнутрь, сердце теперь обливалось кровью.
— Тебя невозможно полюбить, — прошептал я, глядя прямо в его глаза. Там не было души, мне некого было ранить. Глаза мои наполнились слезами, контролировать которые я не могла. Будто вся чернота уходила из организма через эту солоноватую жидкость. — Ты — самое настоящее чудовище. Монстр. Я больше никогда не хочу тебя видеть и знать. Это конец, Конрад.
Он отвернулся в сторону первым, будто не выдержал моего взгляда. Быстро заморгав, Конрад потер переносицу, нервно сглатывая.