Я судорожно подергала оконную ручку, но так и не смогла его открыть. «Видимо, Майер позаботился о блокировке. Эти идиоты ждут от меня какой-нибудь взбучки!» — с досадой подметила я, а после на глаза попалась вытяжка. Я провернула рычажок, позволяя запахам города вторгнуться в спальню вместе с промозглым холодным воздухом. И там, между бензином и затхлостью, была она — сладкая вата.
— Кому он ее делает? — ахнула я, уставившись в окно, пытаясь разглядеть под куполом хоть одного клиента. Никого. Но запах жженого сахара разлетался по улице, доходя даже до меня. — Как странно…
Однажды мы с Шульцем уже встречали киоск с ватой, и сейчас мне казалось, словно было это десять долгих лет назад. «Мне от тебя ничего не нужно. Лучше купи ее тому, кого ты хоть немного любишь…» — эхом воспоминаний промелькнуло в голове, и я понуро улыбнулась, пропуская удар сердца. «Находись мы сейчас в какой-то романтической сюрреалистичной вселенной, я бы поверила, что это Конрад таким образом шлет мне весточку», — промелькнула глупая мысль в голове, и я отмела ее на корню, отворачивая и блокируя вытяжку. «Но Конрад не принц. У него есть беременная жена, а девушка, которая выстрелила — ни к чему».
Вернувшись в постель, я больше не разрешала себе подниматься с места, несмотря на полное отсутствие сна. А утром этого вагончика и след простыл.
* * *
Майер появился в моей спальне ровно в десять, как и предупреждал. С ним прибыла целая команда, целью которой оказалась подготовка меня к важному мероприятию.
— Тебе ничего не нужно делать, Браун, — сложив руки на груди, Филипп внимательно следил за тем, как девушка Саша наносит мне вечерний броский макияж, будто речь шла о выходе на какой-то ужин. — Когда конференция закончится, на улице столпятся СМИ, как обычно. Я хочу, чтобы ты была рядом, когда я сделаю им заявление, и это попадет в прессу.
— Какое заявление? — настороженно прошептала я, глядя на то, как молодой парень Арнольдо накручивает мои длинные волосы в аккуратные кудри.
— Заявление связано с конференцией, — отчеканил он по слогам, будто я начинала его утомлять глупыми вопросами.
— Тогда я не понимаю, зачем я тебе, Филипп, — тяжело вздохнула, напрягаясь. — Ты втягиваешь меня во что-то плохое, и я не хочу в этом участвовать.
Мужчина ничего не ответил и раздраженно провел пятерней по черным волосам, не сводя с меня требовательного взгляда. Он щелкнул пальцами, и комната опустела, оставляя меня наедине с Филиппом, и только благодаря обширному зеркалу я могла видеть, как он медленно идет ко мне с вытянутым пальцем.
— Хочешь встретиться с отцом? Он с тобой — безумно!
— У меня была ночь, чтобы все обдумать, — сердце выпрыгивало из груди, когда сальная ладонь легла мне на голое плечо. Филипп сжал пальцы, и перед глазами все потемнело. — Я не буду вредить Конраду ценой своей свободы. Он мне… важен.
— Оу, вот это новости! Ты так сильно боишься ранить его ранимую душу, дорогая? — Филипп крутанул стул на колесиках, и теперь я была вынуждена заглядывать в его глаза, закинув голову. — Все, что я прошу: показаться со мной рядом. Тебе не нужно будет ничего говорить. Никто не будет держать тебя на мушке и не заклеит рот скотчем. Если ты захочешь что-то оспорить — ты оспоришь. Если хочешь уйти прямо там — я не буду больше тебя держать, — он немного помолчал, с жадностью рассматривая мое лицо, после чего провел тыльной стороной ладони по моей щеке, щекоча кожу. Его голос сошел на интимный шепот, дразнящий нервы. — Разве я не помог тебе вчера? Разве я не стал твоим спасением от Конрада, Эмми? Ответь на этот простой вопрос. Одним словом. Сейчас же!
— Помог, — хрипло прошептала я, вжимаясь в кресло. И пусть лицо мое осталось безучастным, пусть внешне я напоминала каменную статую, но внутри меня бурлила буря. Страх навредить Шульцу теперь был на уровне паники. А я еще до безумия хотела услышать его голос и просто удостовериться, что после выстрела в бедро он цел и невредим, даже если и ненавидит меня всей душей.
— ВОТ! И разве я был с тобой груб? Нарушал твое уединение? Поступал с тобой так, как бы ты не хотела? — Майер многозначительно кивнул мне на грудь, и я покрылась мурашками, морщась от омерзения. Нервно вобрав кислород, жадно и судорожно, я поперхнулась воздухом от его резкого внезапного вопроса: — Или ты влюбилась в него, Браун? Я считал тебя умной девочкой. Неужели ты настолько глупа и наивна.
Мне не хотелось думать о любви сейчас, но уж точно я не собиралась делать этого в присутствии Майера. До колик в животе взбесило, что он позволяет себе говорить о Конраде на повышенных тонах. Стиснув зубы, я выгнулась вперед и ткнула его в грудь указательным пальцем:
— Что бы я к кому ни чувствовала, это тебя не касается. Как и все, что относится к Конраду Шульцу. Он — птица не твоего полета. Смирись!
Бровь Филиппа удивленно взметнулась вверх, и только спустя целую секунду он искренне расхохотался, складываясь пополам и хватаясь за живот.