— Я не спал с ней последние два месяца так точно. Не знаю, учет не веду. Но в тот день, который она так настойчиво упоминала, никакого секса не было. Я достаточно в своем уме, чтобы помнить, в кого засовываю член. И достаточно адекватный, чтобы не кидаться на первую попавшуюся женщину, раздвигающую передо мной ноги.
— То есть, — нахмурилась, теряя мысль и весь свой энтузиазм. Гневная тирада, заготовленная заранее, потеряла свой первоначальный смыл. — Она беременна от кого-то другого? Не понимаю.
И снова я верила ему на слово, как последняя идиотка. Потому что не видела причин лгать, не чувствовала в нем и капли умысла меня обмануть. Конрад казался чистым и светлым, будто диамант в солнечном свете.
— Она не беременна, — поморщился тот от омерзения. Я знала, как не любил Конрад оправдываться. Вряд ли он делал подобное еще хотя бы раз! Но мне нужно было это услышать, нужно было знать. Иначе и речи не могло быть о втором шансе! — Несколько дней назад я пригласил ее к себе под предлогом возобновления отношений. Она ничего не заподозрила и пришла в мой пентхаус добровольно. Я с командой допрашивал ее до самого утра, в ходе чего Аврора призналась, что все это был план Майера и попытка женской мести. — Он нервно вздохнул. Аврора явно не вызывала в Конраде и доли теплых чувств. — Идиотка. Но больше всего в этой ситуации меня поразило, что ты на мгновение поверила в ее слова.
— То есть, — в который раз повторила я, упираясь ладонями в грудь Конрада, когда он вновь попытался сократить расстояние между нами. — Она сыграла на моей доверчивости? Решила, что ты просто не станешь оправдываться? — Оскал Конрад вытянулся, и я хмыкнула, понуро опустив голову. Почему-то озвученная мысль не приносила и капли радости: — Что и произошло, Конрад. Ты никогда не ставишь меня в известность в том, что происходит.
Он поддел мое лицо пальцем, заставляя снова поднять на мужчину взгляд. Я не хотела этого делать, не желала сбиваться. Но это произошло, и уже было неизменно. Его странное, безумное, не поддающееся логике влияние на меня.
— Ты просто должна верить мне, — отчеканил он по слогам немного нервно. — Ответь мне сейчас: за эти пять лет я хоть раз дал тебе усомниться в своих профессиональных способностях?
Закусив губу, я нехотя пробормотала сквозь зубы:
— Нет, но…
— Вот поэтому, — строго перебил меня Шульц, будто мы были во время рабочего собрания, — я говорю, а ты выполняешь, Эмми. И доверяешь, слышишь? Не потому, что я хочу загнать тебя в какие-то рамки и превратить в безмолвный овощ, а потому, что если и есть в этом мире человек, ставящий твои интересы выше своих собственных, то это, черт тебя дери, я. И любое мое действие так или иначе направлено исключительно тебе во благо. Возможно, не сразу. Возможно, требуется время. Но если еще когда-нибудь я скажу тебе: «Детка, отойди от пушки!» Ты берешь и отходишь! — Конрад сделал пару жадных глотков кислорода и с трудом взял себя в руки, понижая тон. — Не всегда нужно воевать. Иногда нужно действовать разумно.
Непроизвольно глаза мои наполнились слезами, а от сдержанных рыданий нижняя губа предательски затряслась. «Что с тобой, Браун!» — одернул меня внутренний голос, и я не сразу нашла ответ. А все потому, что Конрад был прав. Несмотря на план и подготовку, приходя сюда, Шульц не имел точных гарантий, что выберется живым. Мужчина вообще не имел ничего, кроме бронежилета, пакета с краской и своей тотальной уверенности. Он превозносил меня… Выше всего того, что имел. Выше себя самого!
— Мне жаль, что я выстрелила в тебя, — сорвавшийся голос больше походил на хрипение, а глаза Конрада прожигали во мне дыру. — Ты виноват, что выпустил родителей, но… все это было слишком. Не было дня, чтобы я не жалела об этом.
— На твоем месте я бы сделал так же, — хмыкнул мужчина, удивив меня не на шутку.
— Выстрелил бы в меня? — с сарказмом переспросила я, склонив голову набок.
— Выстрелил бы в себя, — поправил он, коснувшись пальцами моего бедра. Электрические импульсы ударили в самый позвоночник, в глазах замерцали разноцветные звезды. — Я слишком люблю тебя, чтобы отпустить. А ты слишком любишь свободу, чтобы следовать моим правилам.
— И что же тогда делать? — внутри поселилось странное отчаянье. Конрад понимал так же четко, как и я: нам не быть вместе. Мы существовали в разных реальностях, которые никогда не должны были соприкоснуться. И прежде чем он ответил, обрубив все на корню, я обреченно добавила, вспоминая странные дни в «Бермудском треугольнике» Майера. — Знаешь, там была сладкая вата… Порой это бесило, а порой… Придавало сил. Я чувствовала, будто однажды найду выход. Это как лучик света в кромешной тьме…
— Может, она зря находилась под твоим окном?
Я кратко кивнула, одновременно пожимая плечами, пока вдруг не замерла в изумлении, поднимая на Шульца взгляд:
— Но… Я не говорила про то, что вагончик стоял под окном! О, нет… Боги, Конрад!