Во Францию приехал один музыкант, Андрей Виеру. До этого я познакомилась у Махровых с его родителями — его отец, Анатоль, известный композитор, он уже умер, а мать русская, они приехали из Румынии. Очень культурные люди. И она мне дала послушать, как он играет Баха, — я послушала и говорю ей: «Ваш сын гениальный музыкант, как он умно играет!» — «Умный-то он умный, но что-то ему не хватает!» Я пригласила мою итальянскую подругу, музыкантшу, мы уже 30 лет дружим, и мы упивались его исполнением. Все действительно оказалось так, он замечательный пианист и давал концерты Скрябина. Тогда я познакомила его с Колей Зурабишвили, и он устроил ему концерт на радио в Париже. Когда он играл Четвертую сонату, было что-то невероятное. Потом он играл Листа. Сонаты Листа — это всегда бравурное, виртуозное исполнение, но он играет по-другому, даже мать его мне потом сказала: «А мне не хватило фортиссимо!» Он действительно нашел такие замечательные форте, фортиссимо, пианиссимо. Не знаю, как он это делает, но он действительно великий музыкант. Сейчас он записывает пластинку Баха, «Хорошо темперированный клавир» из 24 прелюдий. Но, живя во Франции, он Скрябина уже не играет — а в Румынии играл, и играл невероятно. Его сестра Лена тоже играла Скрябина. Их мать писала о Скрябине, есть книжка разных музыковедов о нем — и она привила им эту любовь.
Не могу сказать, кто мне ближе, наверное, Шостакович — если брать его симфоническую музыку. А в фортепианной, конечно, Прокофьев был на высоте. Оба большие композиторы, но они еще совершенно не оформлены в этом мире, даже Чайковского не очень-то признают. В Европе ничего не понимают и специально делают, чтобы русское все было на земле, а не на небе.
У Игоря это врожденное — он мог бы быть прекрасным джазовым пианистом, но не состоялся. На Брестской у нас жили блатные, мой маленький сын был музыкант, со шпаной никогда не дружил, но они приглашали его в красном уголке, где собирались, играть им на рояле буги-вуги. Ему было восемь лет. Каждый знал свое место. Они знали, что с ними он никогда не будет, и они бы его всегда защитили. Сосед наш Генка попался и сел в тюрьму. Игорь очень музыкальный, прекрасный джазмен. Я тоже очень чувствовала джаз. Каждое утро, когда вставали на Речном вокзале — он был еще мальчишкой, мы устраивали джем-сейшны. Я на ударнике, он на рояле, есть даже записи. Я как-то пошла что-то купить, стою в очереди в кассу и чувствую, что меня подмывает спеть блюз! И я все бросила, скорее домой, вхожу: «Игорь, садись, я буду петь блюз!» Я начала, у Игоря руки опустились, он не ожидал — я спела, на английском языке и с таким пониманием блюза, что сама Бесси Смит не смогла бы так спеть! Как-то пришли моя племянница с мужем, Витя с Маргаритой были тогда мои любимцы, и они устроили джазовый концерт, у меня только отремонтировали рояль. Когда мои внучки приезжали, Игорь играл, а маленькая еще Анука, голос и слух потрясающие, на грани фантастики, пела «До свиданья, друг мой, до свиданья».