Идеальные Солдаты (СИ)

Мое мычание она восприняла как согласие, удовлетворенно кивнула, убрав руку и снова принимаясь за яблоко, болтая не достающими до пола ногами в рваных колготках и туфлях, еще утром бывших розовыми. А я смотрел, как она ест и по-настоящему улыбается, как пачкает в карамели пальцы и даже волосы, как с набитым ртом принимается вспоминать о сегодняшних похождениях, и думал, что никогда-никогда не забуду ее, даже если бы мог забыть.

Август начался тишиной по ночам и душной жарой, поднимавшейся к полудню от асфальта. Вечерами мы подолгу сидели на траве в парке, слушая сверчков и высматривая звезды за начавшими рыжеть кронами деревьев. Лола собирала в банку жуков, плела венки из поздних душистых цветов, пела тихие песни и придумывала истории спектаклям, в которых хотела бы сыграть. В общем, снова вела себя как в прошлом году, до всех страшных событий и тревог.

Почти все наши одноклассники разъехались из города, только Рыжий иногда встречался нам на улицах, бродящий в своих нелепых кофтах с гордым лицом человека, который наконец добился желаемого. Дылду я не видел, потому решил, что он уже отправился в свой Лицей Полиции.

За неделю до осени мне прислали электронный билет на шаттл и посылку с формой. Впервые надеть ее оказалось непросто, Лоле пришлось помочь застегнуть замки на высоких ботинках и расправить воротник комбеза так, чтоб виден был серебристый полумесяц рядом с черной вертикальной полоской — знак Академии на месте военных погон. Слева на груди красовался вышитый настоящими нитками герб — семиугольник с драконом, орлом и медведем на фоне звезд, означающих планеты, входящие в Содружество.

Комбез подошел идеально. Графитово-серый, тонкий и приятный на ощупь, очень похожий на настоящую военную форму, он все равно был совсем не таким, какой я запомнил на Петере и какой видел на загадочном офицере из правительственных войск. Правый рукав куртки был точно по длине, обрезанный и зашитый выше локтя, как я и указал в письме со всеми мерками.

— Смешной такой получился, — сказала Лола, хихикая в кулачок. — Оловянный солдатик. А тебе на год-то хватит комбеза? Ты же растешь. Часто новую форму выдают?

Я, как мог, оглядел себя в маленьком зеркале ванной, пытаясь понять, над чем она смеется. Потом накрутил на палец прядку волос. Хвост отрос уже достаточно, чтоб лежать на воротнике, концом спускаясь к лопаткам.

— Он же тянется, сама заметила. Но, наверное, если надо будет, выдадут новый… А так меня больше беспокоит, не заставят ли стричься.

Лола захохотала в открытую.

— Не представляю, насколько ты будешь смешным, если заставят!

Я обиделся и показал ей язык.

— Тебя налысо постричь, так ты тоже смешная будешь, дуреха!

Лола схватилась за свои кудряшки.

— Ой, боюсь-боюсь. Надо будет, так постригусь! Я же не ты, у меня нет таких принципов.

В день отлета я проснулся до рассвета и долго лежал без сна, глядя в окно на качающиеся на ветру желтые листья.

Лола уже ходила в своей комнате, шурша плюшевыми зверями и шепотом говоря что-то сама себе. Наверное, она так и не спала в эту ночь.

Тихонько, чтоб не шуметь в такой ранний час, я в последний раз заправил свой диван и переоделся в форму, уже без проблем сам справляясь с застежками. Лола вышла из комнаты, одетая в нарядное красное платье, когда я уже доедал завтрак, почти силком впихивая в себя второй тост с джемом. Выглядела она усталой и взъерошенной, несмотря на аккуратно зачесанные волосы и уложенные утюгом складки платья.

— Доброе утро. Услышала, что ты встал, и решила тоже пойти перекусить, — сказала она, зевая. — До шаттла еще почти два часа. Боишься не успеть?

— Всего боюсь, — признался я. Сердце билось в горле, желудок крутило, сок в стакане дрожал мелкой рябью, когда я взял его в руку.

— Успокойся ты, все будет отлично, — сказала Лола с такой наигранной беззаботностью, что даже я не поверил. — Ты собрал вещи?

— Да что мне собирать, — я обернулся на свой новый рюкзак. — Из личных вещей одна одежда, осталось только зубную щетку положить, и готово.

— Теперь в ванной будет стоять только моя щетка, — странно сказала Лола. Она откусила тост и положила его обратно на стол. — Что-то я погорячилась — видимо, не голодна. Пойдем, что ли. Лучше посидим на станции, чем будем тут ждать и страдать.

Я согласился и встал из-за стола, последний раз убирая тарелку в посудомойку.

Никогда не скучавший по прежнему дому, теперь я остро ощущал предстоящую разлуку. Уже никуда не хотелось лететь. Никакой Петер и Академия больше не казались причинами, чтоб уходить из этого дома, где на кухне пахло выпечкой, а за окном шумели уже родные деревья.

Бабуля спала под действием лекарств — заглянув в ее комнату, я даже не услышал дыхания. Попрощаться не удалось. Последние месяцы она даже не говорила, так что ничего удивительного в этом не было.

— Может быть, вернусь на каникулы, — сказал я, когда мы спустились вдвоем с Лолой по скрипучей металлической лестнице. Почему-то она несла мою сумку, цепляясь обеими руками за лямки так, что пальцы побелели.