Стоуни улыбнулся ей в ответ, все еще не делая попыток встать. И зачем это делать, ведь ему так комфортно, как не было много лет? На самом деле, он притворился, что ощущает большую слабость, чем на самом деле. Виконт застонал и произнес:
– Гвен, почему бы тебе не попросить чайник с чаем? Думаю, я быстрее пришел бы в себя от него, а не от бокала вина. – Принести который можно гораздо быстрее. – Здесь, на полу, довольно холодно.
– Святые небеса, чай мы сможем попить и дома, милый. И если тебе холодно, то тогда тебе следует подняться прежде, чем ты помнешь платье Эллианны. Разве ты не считаешь, что мы должны… О, я поняла. Чай, конечно же. Я пойду и найду кого-нибудь из слуг, хорошо?
– Оставь Стрикленда у двери, пожалуйста. С другой стороны двери.
Когда она ушла, оставив дверь слегка приоткрытой, чтобы предотвратить дополнительные слухи, Стоуни протянул руку и смахнул слезу с щеки Эллианны.
– Вы самая храбрая женщина из всех, кого я знаю. Настоящий боец, как сказал бы мой друг капитан Брисбен.
Она закусила губу, чтобы та не дрожала.
– Нет, я вовсе не храбрая. Мои колени дрожали так сильно, что утром у меня точно появятся синяки.
– Но вы ни разу не выказали страха перед этим презренным негодяем.
Эллианна снова засопела.
– Я не хотела доставлять ему такого удовольствия.
– Вот это мисс Кейн, которую я знаю. Несгибаемая как сталь. И намного красивее, конечно же.
Она покачала головой.
– Я вовсе не настолько жесткая, вы же знаете это.
Стоуни знал, все верно. Его голова лежала на облаке с ароматом сирени, а не на мешке с гвоздями.
– Конечно, это так. Вы твердо стоите на ногах, моя девочка. И довольно симпатичных к тому же.
Даже его поддразнивание не могло сдержать слезы, выступившие на глазах Эллианны.
Все еще лежа на полу, его голова все еще лежала на ее коленях, Стоуни сунул руку в карман в поисках носового платка. Он всегда носил с собой дополнительный запас, когда выезжал с мачехой.
– Пожалуйста, милая, не плачьте. Я не знаю, что хуже – вид крови или вид женских слез.
Эллианна потянулась за флакончиком с нюхательными солями, который оставила Гвен.
– Вы ведь не собираетесь снова падать в обморок, не так ли?
Он рассмеялся.
– Думаю, что я достаточно опозорился для одной ночи.
– Вы вели себя очень храбро, когда это было нужно.
– До тех пор, пока Бланшар не пролил свою кровь. Между прочим, замечательный удар. Великолепно рассчитанный, моя дорогая.
– Вы имеете в виду – замечательная игра в карты. Если бы не щедрость других игроков, в моем ридикюле не было бы достаточного веса. Но вы все равно спасли бы меня.
– Если бы успел вовремя. Боже, вы думаете, что я вел себя храбро? Я едва не поддался панике, когда увидел Гвен и Стрикленда без вас. Если бы слуга не заметил высокую рыжеволосую леди, направлявшуюся в эту сторону… – Ему не хотелось думать, о том, что могло бы произойти в противном случае, если бы он опоздал на пять минут, или если бы в сумочке было бы на пять шиллингов меньше.
И Эллианне тоже не хотелось думать.
– Вы поцелуете меня?
Стоуни испугался, что все еще ощущает головокружение.
– Должно быть, я ударился головой, когда упал. Я думал, вы говорили…
– Говорила. Мне нужно заменить неприятное воспоминание приятным. Я хочу поверить в то, что не все поцелуи – это грубое нападение.
– В этом случае, ради ваших будущих воспоминаний, полагаю, я смогу пойти на такую жертву. – Виконт широко улыбнулся ей. – Но еще лучше, почему бы вам не поцеловать меня?
– Я? Я не смогу. – Эта идея казалась возмутительной – и возбуждающей.
– Конечно, сможете. Вот увидите; вы будете делать только то, что хотите. Создавать собственные воспоминания, милая.
Эллианна наклонилась и провела губами по его губам.
Он улыбнулся.
– Это не останется в вашей памяти даже на час. Попытайтесь снова. Я закрою глаза, если это поможет.
На этот раз, когда она склонила голову, Стоуни приподнялся, чтобы встретить ее. Его рот был слегка приоткрыт, теплый, мягкий, нежный, без угроз и давления, с ощущением того, что он только дает, а не забирает. Нет, виконт делился с ней волшебством, разделял с ней поток эмоций, струившийся между ними, словно неяркие искры.
Эллианна положила руку ему под голову, поддерживая его, а Стоуни обхватил ее рукой за шею, согревая своим телом, своим жаром. Его губы приоткрылись шире, поэтому она позволила себе приоткрыть рот и их языки соприкоснулись, неожиданно вызвав у нее потрясение и дрожь. Ее язык начал исследование, ощутив вкус вина и легкий след дыма. Эллианна провела языком по его зубам, по уголку рта, по мягчайшей плоти на внутренней стороне его нижней губы.
Стоуни застонал и его язык встретился с ее языком, устремляясь вперед, бросая вызов, забывая о своих намерениях позволить ей быть лидером. Он не должен заставлять ее, не должен подгонять. Боже, он должен заполучить ее!
Его язык показывал Эллианне, чего он жаждал, тот древний ритм и вечное соединение. Она встречала его выпады собственными стонами, ее рука гладила его по груди, шее и щеке. А его рука двинулась вверх по ее боку, пока не коснулась вершины одной идеальной груди над низким вырезом ее платья.