Идеальный план

– Сомневаюсь, что школа имеет отношение к моему так называемому успеху, – заключил он. – Первый рассказ я действительно написал в девятом классе, однако учился плохо. Мой аттестат полон троек.

– Не согласишься ли ты сказать несколько слов со сцены по случаю юбилея? – спросила она. – Прости, я не смогла передать просьбу раньше, так как сама узнала о ней сегодня.

Он подозревал о чём-то подобном. Неподготовленные выступления на публике давались ему непросто.

– Ты ставишь меня в неловкое положение.

– Прости. Я передам директору твой отказ.

– Тебя отрядили сопровождать меня?

– Я сама вызвалась.

От её слов у него ёкнуло сердце. Когда-то он любил Яну наивной платонической любовью. С расцветом в организме гормонов к любви добавилось половое влечение. Это был сладко-горький период мучительных фантазий. Каждый день у него была возможность пригласить её на свидание, однако он на это так и не решился. Стеснялся выдавленных прыщей, ругал себя за трусость, находя успокоение в библиотеке, среди книжной пыли. Будь прокляты вонючие подростковые комплексы.

– Дай мне подумать, – сказал он. – С одной стороны, организационные способности директора школы вызывают вопросы. С другой, когда ещё представится возможность посмотреть со сцены в глаза людям, с которыми учился долгие одиннадцать лет.

Они шли плечом к плечу по коридору второго этажа, заглядывали в классы, разглядывали фотографии в школьном музее. Роман проигрывал в памяти сцены из школьной жизни, упиваясь минутами забвенья. Несомненные плюсы взрослой жизни меркли перед достоинствами невинного легкомыслия детских лет. Тысячам разочарований и вселенской усталости ещё только предстоит сделать из тебя ворчливого циника. Вкусовые рецепторы не забиты, родители молоды, летние каникулы длятся вечность. Он бы многое отдал за возможность вернуться в себя десятилетнего на день-другой. Увы, фарш назад не провернуть. Всё, на что он был способен, – возвращаться в детство с помощью своих книг.

– Это же я! – Он указал на две фотографии под стеклом. На одной из них ему не больше двенадцати, второе взято из фотосессии две тысячи двадцатого года в Санкт-Петербургском доме книги на Невском проспекте. Он за это ручался, поскольку был одет в дурацкую рубашку с пальмами, подаренную ему Линдой на день рождения. Тем летом он её и носил.

– Вполне по праву. – Яна аккуратно прикрепила к его груди школьный значок.

«У неё точно никого нет, – пронеслась в голове острая мысль. – Она бы не стала позволять себе такое, будучи в отношениях. Только не Яна».

– Ты проткнула мне сосок. – Он зажал значок рукой, изобразив на лице страдания.

Глаза Яны расширились от испуга, тело сжалось. Он еле подавил желание заключить одноклассницу в объятия. Её непритворная беззащитность согрела ему сердце. Давно он не испытывал такого приятного трепета.

– Всё в порядке, Яна. Я не совсем удачно пошутил.

– Я тебе поверила.

– Один ноль в мою пользу, – пробурчал он, смущённый неловкостью ситуации. – Больше так не буду, даю слово.

– Забери его обратно. Кто я такая, чтобы запрещать тебе шутить.

Роман не мог понять причину её скованности. Вряд ли эта причина в популярном писателе, чьи очки то и дело сползали на нос. Красивая женщина не будет робеть перед мужчиной, который в юности был чемпионом по количеству оснований для неуверенности в себе. В её памяти он должен был остаться робким неудачником с проблемной кожей, в застиранных джинсах, скромно сидящим на задней парте. Вызов к доске всякий раз доводил его до инфаркта. Образно выражаясь, конечно. Бывало, он получал двойку, даже если знал материал, лишь бы не стоять перед классом с проглоченным колом.

– Мне никогда не нравилась эта рубашка, – тихо произнёс он, не став добавлять, что выбросил её в тот же день, когда за Линдой навсегда захлопнулась дверь. – Слишком вызывающе выглядит.

Яна смерила его неуверенным взглядом:

– Это я выбирала. Извини.

– Третье извинение за пятнадцать минут, – добродушно отметил он. – Я начинаю нервничать.

По школе прокатился предваряющий перемену звонок. Роман вопросительно посмотрел на Яну.

– После третьего звонка в столовой начнётся выступление директора.

– Успеем подняться в наш класс? – спросил он на ходу.

– Минут семь у нас есть.

– Я только взгляну.

– Там всё изменилось. – Она едва поспевала за ним в босоножках. – Ни одного напоминания о нашем классе не осталось.

– Никто не сохранил для будущих поколений парту, за которой я сидел?

– Не думаю. Парты с откидывающимися крышками из нашего детства отправились в утиль вместе с меловой доской.

– Это была шутка, Яна.

– О. Я поняла.

– Чем же вы пишете на досках? – Он поедал глазами знакомые стены, читал таблички на дверях, всматривался в идущих навстречу людей.

– Маркерами.

Второй звонок застал их в пустом классе. Роман сидел за партой на первом ряду, с глуповатой улыбкой на губах. Двадцать пять лет назад он заходил сюда по утрам с неохотой. Жаль, что из того отрезка жизни сохранилось мало фотографий. Он мог бы черпать из них вдохновение в минуты опустошения. Ракам это свойственно.

– Это не твой класс?