– Говоря о сделках, как вы думаете, это ваш последний вечер в майке «Дьяволов», если вы не сможете одержать победу?
– Нет, – говорит Итан в микрофон, хотя вопрос был адресован мне. – Он подписал контракт еще на три сезона. Он никуда не уйдет. У кого-нибудь есть ко мне вопросы? Я, между прочим, тоже здесь.
Тихий смешок разносится по толпе, снимая часть тяжести с моей груди, но это длится недолго.
– Шэй, чувствуете ли вы, что на вас постоянно лежит бремя? Необходимость постоянно быть идеальным?
Итан снова смотрит на меня, а потом подается вперед, чтобы возглавить пресс-конференцию.
– Да, – говорю я, прежде чем он успевает меня остановить. – Я чувствую это бремя каждый день.
Эти слова эхом отдаются в микрофоне, и репортеры пугающе замолкают от моей откровенности. Я никогда в жизни не был так честен с прессой.
– Я люблю эту команду. Больше того, я люблю эту игру. Но последние четыре сезона часть меня это презирала. На меня постоянно оказывалось давление, чтобы я не проявлял никаких слабостей, не давал вам всем понять, как я боюсь потерпеть неудачу или подвести этот город.
Последний репортер, задавший вопрос, садится рядом со своими коллегами. Камеры продолжают вращаться, а головы уткнулись в блокноты: все записывают мои заявления.
Прочистив горло, я сажусь прямо и наклоняюсь к микрофону.
– В профессиональном спорте существует безумное давление, требующее всегда быть совершенным. Быть машиной. Тысячи людей следят за каждым моим движением, чтобы понять, сто́ю ли я своей зарплаты, и мне грех жаловаться. У меня лучшая работа в мире, и я люблю наших болельщиков, но я – человек. Как бы я ни пытался убедить себя, что это не так, я – человек. Я совершаю ошибки. У меня бывают плохие игры. Я пропускаю важные удары и корю себя за эти неудачи больше, чем любой болельщик, тренер или генеральный менеджер.
Итан ободряюще сжимает мое плечо как раз в тот момент, когда я привлекаю внимание Рона Моргана, стоящего в глубине комнаты.
– Я совершил несколько возмутительных поступков, чтобы убедить других, что я подхожу для этой работы. – Я отвожу взгляд от Рона, возвращая его к СМИ. – И даже более того, я убедил себя в чем-то, чтобы поверить, что я могу быть машиной, которая не теряет хладнокровия, не боится потерпеть неудачу. Я прекратил дружбу и отношения. Я изолировал себя, и в результате игра, которую я так люблю, превратилась для меня в то, что меня возмущает.
Я снова прочищаю горло, в комнате воцаряется тишина.
– Мои первые два года в лиге были одними из самых тяжелых в моей жизни. Продажи билетов зашкаливали, а моя майка продавалась как сумасшедшая, так на что тут жаловаться, верно? – невесело усмехаюсь я. – Черт, те годы были отстойными. Я был в неведении. То, что я был новичком в лиге, заставило меня думать, что я больше не человек, а просто актив, и я вообще плохо справился с осознанием этого. Я лгал вам годами. Я чувствую давление каждый гребаный день, но в этом сезоне, впервые за долгое время, игра снова стала приносить мне радость.
Итак, да, я надеюсь, сегодня вечером мы победим, но если мы этого не сделаем, солнце взойдет все равно. Если мы этого не сделаем, у меня останутся моя семья, друзья и товарищи по команде. И я надеюсь, что меня не обменяют, потому что я чертовски люблю эту команду и я люблю этот город, но контролировать это я не могу. Итак, я собираюсь пойти туда сегодня вечером и сделать все, что в моих силах, получив удовольствие от игры со своими парнями.
Я встаю со своего места и машу рукой.
– Спасибо.
Позади меня поднимается сплошной шум, репортеры выкрикивают мое имя, вспышки камер, но я не останавливаюсь и не оборачиваюсь. Я бегу по закрытому коридору, заблокированному охраной.
Рон входит в холл через боковую дверь. Он стоит спиной ко мне, не подозревая, что я нахожусь у него за спиной, когда он начинает спускаться по дорожке.
– Мистер Морган, – окликаю я, подбегая к нему. – Сэр.
Он останавливается. На нем парадные туфли и идеально сидящий отглаженный костюм.
– Если то, что я там сказал, причиняет команде какое-либо беспокойство, примите мои извинения. – Он качает головой, сбитый с толку. – Я знаю, что на самом деле это не в характере бренда – признавать такие вещи, но…
– Слава богу, ты наконец-то это сделал, – смеется он. – Это тот Райан Шэй, которого я хотел показать людям все эти годы. Тот Райан Шэй, которого я нашел в колледже. Рад снова его видеть.
Он хлопает меня по плечу, снова сворачивая в коридор.
– Вы поменяете меня, если мы проиграем сегодня вечером? – кричу я.
Он смеется так громко, что эхо отражается от пустых стен коридора.
– Черт возьми, нет. У меня лучший разыгрывающий в лиге. Черт возьми, возможно, лучший разыгрывающий, которого когда-либо видел баскетбол, и он у меня на зарплате. Ты думаешь, я от этого откажусь? Не говоря уже о том, что я вроде как вырастил тебя, сынок.
Поскольку я продолжаю молчать, Рон с любопытством смотрит на меня, прежде чем продолжить.