Здесь же нашла выход старая мифологема о иудеомасонском заговоре. Таким образом, решался целый комплекс практических задач. Во-первых, в силу своей абстрактности и туманности, фигура условного «жидомасона» позволяла произвольно менять ее сущностное наполнения, в зависимости от ситуации связывая с ней и социалистов, и либералов, и интеллигенцию, и буржуазию, и отдельных неудобных личностей. Во-вторых, антисемитская компонента усиливалась масонофобским элементом (в социальной мифологии масоны – существа еще более монструозные и инфернальные, чем евреи). Так, в правой газете «Казанский телеграф» от 28 мая 1911 года читаем:
«Христианско-арийской цивилизации объявлена беспощадная война, организованное масонами международное сверхправительство достигло к началу XX века такого могущества и влияния, что борьба с ним в одиночку не по силам даже таким колоссам христианской государственности, каковыми являются Россия и Германия. Подчинив своему влиянию почти всю романскую расу, масоны сосредоточили сейчас все свое внимание на обработке германских и славянских народностей, попутно поддерживая революционное движение и в магометанских странах. Под маской борьбы за свободу и под прикрытием теории демократизма, радикализма и социализма масоны объявили войну христианской религии и монархическому принципу, являющимся основами арийско-христианской цивилизации и арийскохристианской государственности».
Нельзя не отметить германофильский элемент данной черносотенной риторики. Современные исследователи склонны объяснять его, с одной стороны, фактом того, что Германия на тот момент являлась носительницей схожей с черносотенным идеалом монархической модели, и, с другой стороны, необходимостью заигрывания с дворянами немецкого происхождения, удельный вес которых в государственном аппарате был достаточно ощутим [позже, во время Первой мировой войны, дабы «отмыться» от компрометирующих их германских симпатий, распространенная риторика «борьбы с германским засильем» была дополнена «борьбой с германским и еврейским засильем»].
В Российской империи как в государстве интернациональном, объединяющим в подданстве многие вассальные земли и народы, идеи радикального национализма с прямой проекцией на корону разрушали саму основу сознания имперской нации. Синергическая формула «Русские подданные всех национальностей и вероисповеданий», вырождалась в деструктивный лозунг черносотенцев «бей жидов – спасай Россию». И это освящалось отдельными представителями церкви (!).
Сам Николай Второй дистанцировался от праворадикалов. Не раз они пытались воспользоваться памятными торжествами по случаю юбилея того или иного исторического события с целью расширения своего влияния на власть. Тем не менее, например, им было запрещено участие в официальном праздновании 300-летия дома Романовых в Зимнем дворце (собирались поднести царю хлеб-соль) и 200-летия Полтавской битвы (собирались провести съезд русского народа).
Выборы в I Государственную Думу правые радикалы бойкотировали полностью. Тем не менее, со временем пришло осознание невозможности тотального бойкота нарождавшейся системы парламентских отношений. Поэтому, уже на выборах во II Думу правые силы смогли провести 63 представителя, на выборах в III Думу – 140 представителей.
Тем не менее, парламентская деятельность черной сотни сводилась преимущественно к саботажу. Так, их концепция выборов в II Думу заключалась в голосовании за левых там, где не было возможности провести правого кандидата, с целью ускорения роспуска будущей Думы.
В работе III Думы черная сотня вошла в коалицию с партией октябристов. Тем не менее, и здесь ультраправые не смогли реализовать никакой положительной программы; вся их деятельность сводилась к блокированию различных проектов совместно с октябристами на почве общего «пламенного патриотизма».
На выборах в IV Думу (1912 г.) черносотенцы продемонстрировали широкий спектр способов фальсификации выборов, следуя призывам Пуришкевича, допускавшего любые пути подлога выборов до тех пор, пока это не будет «настоящая русская Дума, без евреев и депутатов от Кавказа и Польши». К моменту этих выборов черносотенцы, несмотря на декларируемый принцип «культурных приемов» политического взаимодействия, отказались только от прямого террора.
К 1916 году правые партии и организации приходят к своему упадку, выполнив свою функцию по «разрыхлению и разжижению» государственного режима. Умеренные правые склоняются к Прогрессивному блоку, в рядах черной сотни наблюдается повсеместный разлад.
Тем не менее, нельзя говорить ни о деполитизации черносотенного движения, ни о его дерадикализации. В действительности, проблема заключалась в том, что к концу 1916 года и приближающейся Февральской революции социальная конъюнктура претерпела значительные изменения, о чем свидетельствует индифферентность целевой аудитории черной сотни – дворянства, купечества, крестьянства – к ультраправой псевдомонархической пропаганде, неспособной предложить какой бы то ни было позитивной программы.