Строго говоря, к окончательному слому государства зимой 1917 года, Россия уже не была монархическим самодержавным государством. Монархические институты существовали формально – в массовом сознании император уже не воспринимался «вторым после Бога» во многом благодаря активным усилиям научной элиты и творческой интеллигенции (виднейшие представители которой были позже высланы из России в 1922 году на так называемом «философском пароходе»). В массовом сознании, многолетними усилиями национальной элиты, монархическая власть была десакрализирована.
Российский парламентаризм так и не стал инструментом государственного управления, как например, в свое время в Великобритании, а стал инструментом институализации технологии разрушения государства. Сам режим Николая Второго, опираясь на тысячелетнюю традицию государственности, не считал важным и нужным самостоятельно формировать политическую повестку. Политическая мысль в России в начале ХХ века развивалась без участия государства и под сильнейшим влиянием извне, носила характер революционного радикализма.Наивно полагать, что после событий 1905 года никто не предпринимал попыток такую государственную политическую повестку сформировать. Тем не менее, маховик революционных событий был уже запущен, а, значит, делать это приходилось методами, затребованными революционным временем – через анализ и формирование общественного мнения. Сегодня такие практики анализа и воздействия на политический процесс называются прикладной политологией. Государство игнорировало прикладную политологию, считая себя выше «новомодных западных увлечений интеллигенции».
В своем письме сестре известного меньшевика Льва Мартова Лидии Осиповне Дан одиозная социал-демократка Екатерина Дмитриевна Кускова позже напишет:
Власть была в стороне от «игр с общественным мнением». После 1905 года не существовало никакой условной «партии власти». Конечно, власть не могла совсем оставаться в стороне от этого процесса и участвовала в нем опосредованно – с одной стороны, через полицейскую агентурно-подрывную работу, и, с другой, через неофициальную поддержку праворадикальных сил так называемой «Черной сотни». Этого было критически недостаточно.
Первые организации охранительного толка возникают еще на рубеже 1900 и 1901 годов, но к политической деятельности они переходят лишь после потрясений 1905 года, действуя до этого, скорее, как клубы по интересам, где обсуждались вопросы ультраправой идеологии. (Показательно, что правые силы противопоставляли себя не только левым и либералам, но и созидательным консервативным силам).
Не будем пересказывать содержание учебника отечественной истории, углубляясь в сюжеты истории развития функционирования объединений и их идеологии, рассмотрим основные политические технологии революционного/ реакционного радикализма «справа».
Так выглядело официальное заявление ранней черносотенной организации в 1905 году. Выдержка из «Постановления Народной добровольной тайной охраны царя и благоденствия Отечества», направленного Московскому университету:
«Народная добровольная охрана царя и благоденствия России постановила истребить весь ученый мир по всем городам ее, если он не одумается вовремя, – изменнический, предательский мир, мир, влекущий за собой гибель Отечества».
Не вызывает удивления и одно из трех организационных начал движения – «Тайный террор с тайным преданием смерти. Мы угрожаем смертью каждому врагу-крамольнику, как и они нам».
Проявлялся массовый террор через печально известные погромы. Так выглядела переписка членов старейшей праворадикальной организации «Русское собрание» (позже партии, «дожившей» вплоть до 1917 года) юриста Бориса Владимировича Никольского и епископа Антония Волынского. Никольским пишет:
«Самоуправство и самосуд: вот единственное, что остается сторонникам порядка и закона… Быть консерватором нынче, значит быть по крайней мере радикалом, а вернее – революционером».
На что следует ответ христианского епископа: «С Вашей точкой зрения на народную месть я вполне согласен и отстаиваю ее перед другими».
Позже епископ Антоний напишет: «Частная инициатива должна начинаться с запаса оружием и с линчевания первоклассных артистов революции!».
То есть, по сути, декларируя охранные функции и несмотря на опосредованную поддержку госструктур, черносотенцы стали мотором разгоняющим маховик разрушения государства.