Идеальный (СИ)

Том засыпает на двадцатой минуте просмотра. Тихо дышит, привалившись к плечу Криса. Хемсворт обнимает его, осторожно перетягивает к себе на колени и смотрит в экран до самых титров.

_____________________________________________________________

Mozart – Requem /Lacrimosa dies illa/

Глава 22. «Карпаты очень красивы».

Приходит в себя Том в собственной постели, накрытый до самого подбородка одеялом, прижатый к широкой груди Хемсворта. Тут же вспоминаются вчерашние слова Криса.

– ...просто попробуй хотя бы подумать о том, что я сказал! Они заставили тебя верить в реальность, которую внушили тебе. Ты сам создавал себе всю эту боль! Тебе стоит просто захотеть! Вот, гляди!

Хиддлстон судорожно вцепляется пальцами в растрепанные пряди, дергает. И глухо смеется, понимая вдруг, что голова не болит. Нет этого отвратительного ощущения стука крови в висках, нет больше тошноты, головокружения. Ничего из этого. Даже глаза больше не слезятся.

Что, черт возьми...

Том испуганно оборачивается к Хемсворту, протягивает было руку, чтобы разбудить и замирает: Крис спит, чуть приоткрыв рот, подложив ладонь под щеку. Прядь светлых волос упала на лоб. И музыкант, едва дыша, боясь разбудить, касается кончиками пальцев щеки Криса. Гладит, проводит по щетине, наслаждаясь ощущением. А потом рвано втягивает воздух, подаваясь назад, потому что Крис вдруг ловит его за запястье и целует в ладонь.

– Доброе утро, – Хемсворт улыбается. – Чего ты дергаешься? Удивлен, что в кровати? Прости. Не хотел будить, отнес сам.

– Вчера... – том неосознанно облизывает губы, – Крис, вчера мы ведь из больницы приехали. Ты меня вроде бы сразу в постель положил?

В голубых глазах Хемсворта мелькает целая гамма чувств, сменяющих друг друга. Непонимание, удивление, отчаяние и, наконец, боль. Настолько яркая, ощутимая, что Том вздрагивает и подается к Крису в неосознанном желании утешить.

– Что?.. – шепчет он почти в самые губы Хемсворта. – Что случилось, Крис? Если это из-за моей болезни, то тебе не стоит...

Тот закусывает губу, качает головой. И выговаривает глухо:

– Ты снова забыл. Боже, Том...

В его голосе отчаяние. И Хиддлстону становится страшно. Он обнимает лицо Криса ладонями, прижимается лбом ко лбу и просит:

– Скажи мне! Что я забыл? Что произошло? Крис, если я виноват... Если я что-то сделал – скажи, я исправлю! Я сделаю все, чтобы...

– Тише... – Крис перебивает его. – Ты только верь мне, хорошо? Я объясню. Выслушаешь?

– Да, конечно.

В голове толкутся сотни разных мыслей. Какие-то обрывки, странные образы.

– Ты здоров, Том, – тихо начинает Хемсворт. – Уже четыре дня. Тот наш разговор, который ты помнишь, – то, что остается в твоей памяти после каждого пробуждения, а остальное стирается. У тебя, скорее всего, что-то не так с кратковременной памятью. Из-за стресса, наверное. Я не знаю, может, надо было обратиться к врачу, но они... Нет уверенности, что врач будет не подставным, что они не навредят тебе еще больше. А день назад пришло письмо. Ты, наверное, помнишь, я рассказывал тебе о Старейшине, который помог нам?

В ответ Том только виновато мотает головой:

– Я помню только обрывками, Крис, – он опускает глаза, боясь снова увидеть во взгляде Хемсворта ту боль. – Мне было очень больно. Но ты...

– Я наговорил тебе тогда, прости, – Крис гладит пальцами его запястье. – Но так было нужно. Иначе ты бы просто не среагировал. Я должен был сделать тебе больно. Именно боль заставляет твои силы действовать. И я...

– Ты должен причинить мне боль, – резко выговаривает Хиддлстон, внезапно решаясь. – Ты должен причинить мне такую боль, чтобы я вспомнил. Если мои... – он заминается, – если боль является катализатором – ты должен обеспечить мне его.

– Нет, – хрипло выговаривает Хемсворт. – Нет, Том. Я не смогу ударить тебя или еще как-то...

А перед глазами стоит измученное мертвенно-бледное лицо музыканта с залегшими под покрасневшими глазами черными тенями. И слышатся собственные слова:

– Что ты помнишь, Том?! Тогда, когда он трахал тебя, что ты помнишь?!

А Том вдруг отталкивает его, выскальзывает из-под одеяла и бросает:

– Тогда я сам.

Крис вскакивает следом, хватает Хиддлстона за предплечье и дергает на себя.

– Не смей, – голос хрипит. – Только попробуй и я...

В ответ Том как-то некрасиво усмехается и с издевкой уточняет:

– Ты? Что ты сделаешь? Ударишь? Давай. Может, что-то и выбьешь из моей памяти, – в прозрачных глазах словно тьма.

А потом Крис бьет. С хриплым криком впечатывает кулак куда-то в щеку музыканта. Тот со вскриком отлетает к кровати, ударяется о край спиной, съезжает вниз. И Хемсворт припечатывает его ногой ровно в солнечное сплетение. Потом еще раз. Куда-то в бок. Нагибается, хватает за ворот выцветшей зеленой майки и бьет по лицу. Разбивая тонкие чуть приоткрытые губы в кровь.