Идеальный (СИ)

– Демонское отродье пытается язвить, посмотрите-ка, – шипит один из конвоиров.

Ответить Том не может. Он занят тем, что пытается вдохнуть.

– Кстати, знаешь, твой любовник скоро тоже будет здесь, – слова доносятся словно сквозь вату. – Ему понравится то, что останется от твоего тела после казни.

– Мужеложство – мерзость перед богом, – замечает другой голос. – Ты совратил невинного. Грех нужно выжигать каленым железом. Он тоже понесет свое наказание.

– Не надо!.. – хрипит Том, дергаясь в руках конвоиров. – Он ничего не сделал!

– «Не ложись с мужчиной, как с женщиной, ибо это мерзость»*,– цитируют Тому. – «И если кто ляжет с мужчиной, как с женщиной, то оба они сделали мерзость: да будут преданы смерти и кровь их на них»**.

Слова отдаются в голове эхом почему-то голосом проповедника из церкви, в которую Тома водила мать.

– Он умрет, глядя на твой труп.

Перед глазами темнеет. Том что-то шепчет, умоляет, кажется... А потом в голове что-то щелкает. В теле появляется необъяснимая легкость, чувства исчезают.

Хиддлстон просто выпрямляется, легким движением отшвыривая от себя конвоиров. Кажется, они настолько сильно ударяются о стены, что слышится хруст костей.

Остальные что-то кричат, слышатся щелчки затворов... Но Тому на это плевать. Он дергает на себя высокого мужчину в капюшоне и маске, того самого, что говорил о смерти Криса, и шипит в лицо, закрытое маской:

– Он не умрет. Умрешь ты.

Потом, когда все заканчивается, Том несколько секунд стоит посредине коридора, разглядывая испачканные в крови стены. И тихо говорит, глядя в мертвые глаза головы, которую держит за волосы:

– «Видите ли все это? Истинно говорю вам: не останется здесь камня на камне; все будет разрушено»***.

Осторожно кладет голову рядом с телом.

– Святая земля теперь осквернена кровью... – шепчет он, распрямляясь. – Вы можете войти.

И улыбается, слыша жуткий, наполненный торжеством вой тысяч глоток.

***

Крис несколько минут стоит перед распахнутой дверью, не решаясь войти. Но потом все же перебарывает свой страх и ставит ногу на ступень.

В прихожей темно и тихо. Светятся цифры на электронных часах, показывающих без четверти полночь, хотя должно быть восемь утра.

Хемсворт нервно оглядывается и осторожно прикрывает за собой дверь. И тут же на плечо ложится холодная ладонь. Этот холод чувствуется даже через куртку.

Крис, не оборачиваясь, накрывает ладонь Тома своей. И понимает, что пальцы музыканта заканчиваются когтями.

Хемсворт осторожно сжимает руку Тома и чувствует, как тот подходит совсем близко, почти вплотную.

Обдает холодом и почему-то страхом.

– Том? – Крис говорит совсем тихо, боясь разрушить зыбкую тишину.

– Я ждал тебя, – Хиддлстон шепчет это, обдавая холодом и запахом крови. – Я думал, ты придешь за мной. Но ты бросил меня, Крис.

– Прости, – Крис зажмуривается, чувствуя, как когти впиваются в плечи. – Я не успел вовремя. Прости...

– Уже ничего не изменить, – судя по голосу, Том чуть улыбается. – Даже если я скажу, что прощаю.

– Это ты взорвал собор? – Крис пытается повернуться к Тому лицом. И тот позволяет, проворачивая когти в ранах на плечах Криса. Но боль почему-то не приходит, только холод.

– «И не останется камня на камне», – с полубезумной улыбкой цитирует Хиддлстон. – Так было сказано в их книге.

– Том... – Хемсворт осторожно поднимает руку и касается кончиками пальцев вьющейся пряди, упавшей на лоб музыканта. – Но там ведь погибло много людей!

– Они не были виноваты, – Том кивает. – Но я тоже не был. Я не хотел умирать, Крис.

Хемсворт не знает, что ответить. Вместо этого он притягивает Тома к себе, утыкается носом в шею и шепчет:

– Оставайся со мной...

И чувствует, как Том осторожно гладит его по голове, пропуская пряди сквозь пальцы. Прикосновения настолько приятны, что Крис едва не урчит от наслаждения.

В паху сладко тянет. А Хиддлстон вдруг опускает руку и сжимает член Криса через штаны. Осторожно поглаживает, заставляя Криса сорвано ловить ртом воздух. А потом вдруг убирает ладонь и шипит:

– Тебе приятны ласки демона, Крис? Нравится?

– Ты не демон, – Хемсворт ловит его ладонь и целует.

Безумно хочется поцеловать тонкие, испачканные чужой кровью губы, как тогда, во сне. Но Крис не знает, позволено ли это ему сейчас. Поэтому он просто покрывает жадными поцелуями ладонь музыканта. Пытается согреть дыханием.

– Идем со мной, – Том грубо дергает его за руку, распахивает дверь и выталкивает его из дома.

И Хемсворт испуганно замирает, отшатываясь: по обеим сторонам от крыльца замерли две отвратительного вида горгульи. Залитые чернотой глаза внимательно следят за каждым движением.

– Они не тронут, идем, – Хиддлстон подталкивает его, заставляя сделать шаг.

Крис ступает на асфальт и вздрагивает: под ногами пепел, битое стекло, какой-то мусор... Мусор? Нет... Это кости. Кости, покрытые пеплом.

Хемсворт, не дыша, отступает назад и зажмуривается, чувствуя, как хрустят под ногами мелкие косточки.

– Что это? – голос срывается.

– Это то, как я вижу теперь, – Том гладит по голове горгулью, чешет ей за ухом. – Знаешь, сколько гнили у людей в душах? Все наполнено мерзостью.