Он тяжело вздохнул, неловко потоптался на месте, после подошёл и уселся прямо на пол у матраса. Пальцы не слушались и даже не гнулись, пока он расстёгивал пиджак и косился на влажные тёмные волосы и спрятанную под одеялом спину. Покончив с пуговицами, Бэкхён стянул пиджак и небрежно бросил на пол, подтянул брючины, согнул ноги в коленях и обхватил их руками, крепко сцепив ладони в замок. Нервно сглотнул, после облизнул пересохшие от волнения губы.
— Я всегда знал, чем отличаюсь от большинства. — Голос тоже не слушался и звучал чересчур тихо в сумраке комнаты, но Бэкхёна это не остановило. Раз уж начал, то стоило продолжать. — Когда я говорю, что знал это с младенчества, это не такое уж и преувеличение. Я не любитель спорта и всяких игр, но мне всегда нравилось проводить время с другими мальчишками. Я записывался во все команды, какие мог, даже если не умел толком играть. Ты не подумай, я не делал ничего такого. Ничего грязного или недостойного. Я просто хотел быть там, где много мальчишек. Мне нравилось слышать их голоса, шутливые перебранки, разговоры о том и другом, иногда просто прикасаться и смотреть. Это всё выглядело вполне естественным, и меня лишь считали хорошим другом. Никто и ничего не подозревал.
Бэкхён помолчал немного, собираясь с силами.
— Но всё хорошее не может длиться вечно. В моём случае всё закончилось довольно глупо и нелепо, зато при всех и на занятии. Я даже не помню деталей — слишком был ошеломлён сам. Помню, что мы смотрели на статуи. Древняя Греция или Рим. И когда госпожа Ким показала одну из статуй с обнажённым юношей, я просто не справился. Идиотизм, да? Но я в самом деле не смог, это было сильнее меня. Дело даже не в том, что статуя была красивой, а, наверное, в качестве изображения, когда видно было, с какой любовью её сделали. Не знаю. Просто это было на весь тёмный экран и как настоящее, живое. Меня в один миг накрыло с головой, а потом я стоял, все на меня смотрели… это было как в кошмаре. Ещё и форма светлая, и… В общем, ситуация сложилась настолько однозначная, что поправить её было невозможно ничем и никак. Банально, верно? Я был не единственным подростком, который так облажался, но только у меня причина выходила за границы нормы. Потому что я при этом пялился на изображение нагого парня. Это стало началом моего персонального ада.
Бэкхён ещё плотнее сплёл пальцы, с силой сжал и закусил губу. Миллион раз он рассказывал себе всё это в мыслях, но ещё ни разу не говорил никому. И сейчас, когда он говорил об этом вслух, всё выглядело ещё глупее и нелепее, а Чонин молча лежал на матрасе, завернувшись в одеяло. Бэкхён понятия не имел, слушал он или уже уснул, но слова сами просились на язык. И прямо сейчас Бэкхён хорошо представлял себе, в чём сила таинства исповеди у христиан.
— После того случая… от меня отвернулись все, считай. После игр или занятий в спортзале я приходил в раздевалку и уже заранее знал, что кто-нибудь непременно открыл мой шкафчик. Туда подбрасывали презервативы, писали похабные надписи или наклеивали не менее похабные картинки, а одежду портили, оставляя мне женское бельё, топик и короткую юбку, или девчачью школьную форму. Выбор был невелик — или оставаться голым, или надевать женскую одежду. Даже когда я носил всё с собой, это слабо помогало. В душевой всё равно нормальную одежду кто-нибудь утаскивал и оставлял женские тряпки. А когда я выскакивал в женской одежде, мечтая поскорее убраться домой и переодеться, меня все снимали, чтобы после развесить снимки на всех стендах и в туалетах для мальчиков. Всего одно событие — и я стал изгоем. Когда это ударило по успеваемости, и мне влетело по первое число дома, я разозлился. Наверное, я просто не тот человек, который мог терпеть и молчать. В меня будто бес вселился. Я много занимался сам и ходил на занятия по хапкидо, несмотря на насмешки и издевательства. Я упорно старался защищать себя и превзойти других. Даже смог. Не сразу, но постепенно у меня получалось. Смешно, что девчонки относились ко мне лучше. Среди них хватало тех, кто тоже насмехался и пытался оскорбить, но их было намного меньше. И как раз в старшей школе я рискнул пойти на розыгрыш. Обиднее всего было, что парни в самом деле меня не узнавали. Они не притворялись. Они видели моё лицо, но смотрели не на него. Некоторых из них даже член под юбкой не смущал — им было всё равно. Они все поголовно считали, что это я виноват. Что я их обманул. Порывались либо избить, либо… Хотя я ведь не прятался. Я всего лишь выглядел девушкой, но моё лицо-то они знали. Если бы они смотрели на него, они бы не оказывались в дурацкой ситуации. Но они не смотрели. Они заранее считали, что я хуже всех только потому, что мне нравились парни. В глазах всех я был отбросом только поэтому. И уже неважно было, что я умею, что знаю и что могу. Они клеймили меня только потому, что я гей, а значит, отличаюсь от них. Словно я перестал быть человеком.
Бэкхён с усилием расцепил руки и потёр лицо ладонями.