— С тобой получилось всё иначе, но я ничего не знал о тебе и больше не встречал, поэтому выбросил из головы. Хотя меня тогда это всё же натолкнуло на мысль, что всё могло бы быть иначе, если бы никто не узнал правду. Если бы это так и осталось скрытым, ко мне относились бы по-прежнему. Даже сейчас ко мне относятся нормально, когда не знают. Но когда знают… — Бэкхён вздохнул. — Я не хочу, чтобы меня пожалели или мне посочувствовали. Просто… я теперь это понимаю. Понимаю, почему мир именно такой, почему люди именно такие, и почему таким, как я, светит только одиночество. Это не значит, что я этого хочу, но на что мне рассчитывать, если все вокруг всё скрывают, чтобы защититься? Я ведь и сам такой. Я тоже всё скрываю, чтобы защититься. Не потому, что я боюсь боли, но жить только с болью — это тоже не вариант. Мне третий десяток, Чонин. Я уже не тот, кто мог бы рискнуть всем ради мимолётности. Я хочу намного больше, но это невозможно для меня, ты ведь понимаешь? Я не хочу себе такой жизни до конца дней — в постоянной борьбе со стенами презрения и непонимания. И сейчас мне всё чаще кажется, что лучше возвращаться только в свой дом, пусть и пустой, чем обманываться миражами, всем ради них рисковать и прятаться от мира, который не понимает и презирает. Стабильная реальность лучше обманки, какой бы блестящей и красивой она ни была.
Бэкхён поёжился и снова скомочился, обняв колени.
— Я и тебя понимаю. Я даже ничего не имею против твоей жажды мести, если она есть. А она должна быть, потому что ты во всём этом не участвовал, наша встреча была случайной от начала до конца. Но в мести просто нет нужды. Ты всё равно не можешь сделать мне хуже, чем уже есть. Вот… — Бэкхён облизнул губы и прикрыл глаза. — Вот то, что я хотел тебе сказать…
Бэкхён сдавленно пискнул от неожиданности, потому что его бесцеремонно сгребли и утащили под одеяло, прижали спиной к груди, обхватили за пояс и согрели ухо шёпотом:
— Просто заткнись и спи, дурак. Тоже мне, всезнайка хренов.
Короткое копошение завершилось тем, что Бэкхён замер лицом к лицу с Чонином и осторожно выдохнул.
— Я в святых не верю, знаешь ли, так что… — Чонин зажал ему рот ладонью.
— Не претендую, потому что я тогда очень даже обиделся. Просто не имею привычки перекладывать собственную вину на чужие плечи. Ты мне пистолетом не угрожал, я сам повёлся и на свидание позвал, сам заинтересовался и пошёл у тебя на поводу, сам закрыл глаза на несоответствия. Соблазнитель из тебя никакой, поэтому соблазнился я сам. И мне как-то надо было пережить собственный интерес к парню, потому что ничем таким раньше я не занимался и полагал, что мне это несвойственно. Да так и было. И не пыхти возмущённо, я правду говорю. Потом было, конечно, но после тебя это пережить оказалось легче, да и всё не то. Но вот кое в чём ты прав… — Чонин помедлил и аккуратно убрал ладонь с лица Бэкхёна. — Я до сих пор помню, как ты без колебаний стянул с головы парик и так спокойно признался, что ты не девушка. В жизни бы не подумал, что ты боишься. Это было как вызов. Тебе словно было наплевать, кто и что там подумает — ты просто гордился, что нравишься мне. Стоял себе в платье и без парика и ничего не боялся. Я после ни разу такого не видел. Ты ведь ни капельки не стыдился тогда, а все смотрели и молчали, и боялись, а ты — нет.
— Но это только…
— Это всё неважно, — отрезал Чонин и плотнее прижал Бэкхёна к себе. — Никому нет дела до твоей личной жизни аж настолько. Поэтому и смысла нет скрывать. Просто говори без подробностей и деталей, а люди сами додумают то, что додумать захотят. Я — прямое тому подтверждение. Всегда говорю общее, а люди сами додумывают частное и считают, что в моей постели были только девушки, а намёков на иное не видят даже в упор. Это просто. Людей заботят они сами больше, чем что-то иное, а исключения попадаются чертовски редко. Теперь успокойся и спи, потом поговорим, если захочешь.
Бэкхён уткнулся Чонину в грудь и послушно унялся. Подумать было о чём, правда, мысли прихотливо скользили по краю сознания так, что поймать их и притормозить для вникания не удавалось. Поэтому Бэкхён с чистой совестью уснул, влипнув с головой в знойно-апельсиновый запах Чонина.
Проснулся он в одиночестве, умудрившись во сне наполовину сползти с матраса. Всё-таки матрас у Чонина оказался жестковат, да ещё и слишком узкий. А вот пиджак с пола куда-то подевался с концами. Бэкхён прошлёпал босыми ступнями по коридору, покрутил головой, но в квартире царила тишина, так что он сунулся в ванную, чтобы освежиться и прийти в себя. Нашёл там синий банный халат, поразмыслил и полез под душ. После душа завернулся в халат, утонув в приятной телу ткани и запахе Чонина. С робостью выглянул в коридор, проверил спальню, гостиную и напоследок осторожно приоткрыл дверь той комнаты, где кроме стола ничего толком не было.