Идеальный воин

Бригада оружейников заправляла «Крачуна-6», вешала указанные мной бомбы, докладывала о готовности к запуску. Я вводил в блок управления точку сброса и координаты целей для каждой бомбы, которые мне присылали из штаба, и давал команду стартовать. После чего следил за полетом беспилотника на экране монитора, разделенном на шесть прямоугольников — полный состав эскадрильи. Обычно в воздухе было два-три, редко четыре: один только взлетает, второй бомбит, третий возвращается… Все шесть при мне не вылетали ни разу. Высота полета была разная. Над своей территорией поднимались метров до пятисот, над вражеской опускались на сорок-пятьдесят, где их труднее было достать ракетами «воздух-воздух» с истребителей и «земля-воздух» с зенитно-ракетных комплексов, но легче давили станции радиоэлектронной борьбы. Приходилось выбирать, что опаснее. Обычно, если работала мощная станция РЭБ, поднимались выше и бомбили с дальней дистанции, потому что она отшибала мозги и у врагов, и у своих, истребители и зенитные ракеты начинали глючить не меньше. Бомбы тоже подвергались воздействию и не всегда попадали в цель, но это дело обычное. Если беспилотник по разным причинам отклонялся от программы, я брал управление на себя и продолжал выполнять задание или возвращал на аэродром. Иногда сразу после выхода из зоны действия вражеской станции РЭБ беспилотник приходил в себя, и я повторно отправлял его на бомбежку только по другому маршруту, который составлял сам. Порой не приходил, падал, где понравится, или его сбивали вражеские истребители, зенитно-ракетные комплексы. Тоже дело обычное. Воевать без потерь еще ни у кого не получалось.

По каким целям бил — понятия не имею. Данные — координаты и нужный тип боеприпаса — получали чаще от наземных корректировщиков, но в нашем отряде была и собственная эскадрилья дальней разведки. Изредка поступали дополнительные требования по боеприпасу, чтобы был не меньше или не больше определенного веса или типа: осколочный, фугасный, бронебойный, бетонобойный, объемно-детонирующий. Если не было указаний, цепляли полуторатонные осколочно-фугасные, потому что их было больше всего и чтобы два раза не летать с трехтонными.

Большая часть моих дежурств была скучна до безобразия. К концу четвертого часа, особенно ночью, у меня челюсть болела от постоянного зевания. Не помогал даже очень крепкий чай. Позади рабочих мест операторов стоял стол со стеклянным электрочайником, белыми пластиковыми кружками, разноцветными коробками с чаем и кофе в пакетиках и вазой из прозрачного пластика под хрусталь с сушками или печеньем, которые покупали сами, скидываясь. Иногда дежурства пролетали незаметно. Вроде бы только пришел, а уже смена пожаловала.

Если беспилотник уходил с курса, на экране он становился красным и включался сигнал тревоги — неприятный писк, будто крысенку зажали орган в тисках. Обычно хватало взять управление на себя и вернуть на прежний курс. В последнее время у наших врагов появились новые мощные станции радиоэлектронной борьбы, которые буквально вышибали мозги у беспилотника, переставал слушаться даже в ручном режиме. Однажды ночью, а я выбрал любимую «собачью» вахту от нуля до четырех, почти три часа сражался за «Крачуна-6» с порядковым номером семь. Ему повезло, что в это время на дежурстве был я. Менее опытный оператор вряд ли бы справился. Сперва я вывел его из опасной зоны и поменял курс, послав в обход опасного района. Там его опять отключили, причем я уже подумал, что потеряем беспилотник. В какой-то момент он вдруг откликнулся на мою команду. Тут я и послал его в пике в обратную сторону после переворота бомбами кверху, как научился у немецких «юнкерсов». Видимо, такой маневр разработчики враждебного программного обеспечения не ожидали. «Крачун-6» опять стал послушным. Я провел его на небольшой высоте к точке сброса, быстро поднял там на высоту две тысячи метров и отправил бомбы по назначению. Когда они уже летели к целям, беспилотник опять забарахлил, то откликаясь на мои команды, то нет. Я спикировал к земле и довел на ручном режиме до линии фронта. После чего поднял на рабочую высоту в пятьсот метров и переключил на автоматический режим.

Все свои маневры я записал и разослал всем нашим операторам и командиру эскадрильи. Каждый, заступая на дежурство, обязательно просматривает сообщения с указаниями, предупреждениями, рекомендациями. Утром командир эскадрильи переслал мое сообщение командиру полка, а тот командиру бригады. На следующий день до меня в обратном порядке дошли благодарность и обещание досрочно присвоить звание старший сержант. Так, глядишь, до конца войны опять стану офицером.

Еще одним следствием было приглашение меня к командиру полка полковнику Колесову, бывшему летчику, успевшему в молодости полетать на беовом самолете. Он высок и сухощав. Руками постоянно рубит воздух или будто подхватывает что-то, упавшее со стола.