Идеальный враг

Белая, неуютная во всем комната. Камеры под потолком — большие, заметные, — наверняка для того, чтобы допрашиваемый чувствовал, что за ним следит множество глаз. Стул, одиноко стоящий посреди помещения, слишком узкий, слишком высокий, слишком шаткий. Стол, повернутый острым углом в центр комнаты. Жесткий свет, бьющий в глаза. Два неподвижных охранника в углах — глаза стеклянные, ноги расставлены, руки скрещены на груди.

Тяжелая толстая дверь пошла вниз — занавес опускался. Зрителей на этом представлении не ждали. Даже красномордый конвоир был здесь лишним. Он не переступил порог.

— Садитесь, рядовой!

— Я могу постоять, — сказал Павел. Щурясь против света, он пытался рассмотреть человека, восседающего за столом.

— Садитесь!

Один из охранников ожил, расцепил руки, хрустнул пальцами, сжав кулаки. И Павел понял намек, шагнул в центр комнаты, сел на краешек стула. Сопровождающие его люди из службы внутренней безопасности прошли к столу. Они опустились в мягкие удобные кресла, устроили руки на широких подлокотниках, закинули ногу за ногу. С любопытством уставились на него, словно только что увидели.

Павел опустил глаза.

Потом посмотрел в потолок.

Через минуту глянул на восседающих за столом людей и тут же отвел взгляд.

Хотелось кашлянуть. Хотелось что-то сделать.

Молчание затягивалось.

Молчание становилось тягостным.

Бездействие угнетало.

Павел понимал, что эти люди сейчас реализуют какой-то план. У них наверняка существуют методики ведения допросов. И в данный момент они все делают по сценарию. Играют свои роли.

Он уговаривал, убеждал себя, что не надо ничего бояться. Не надо зажиматься, теряться. Только этого от него сейчас и ждут. Они хотят заставить его играть по их правилам, в их игру. Они собираются подчинить его своей воле.

Его ломают.

Павел понимал это. Сопротивлялся.

Но все равно он чувствовал себя до жути неуютно. Хотелось, чтобы все поскорей кончилось.

Голос прозвучал неожиданно:

— Что вы можете сказать по существу дела?

И Павел обрадовался, что тишина наконец-то нарушена.

— Это ошибка! Страшная ошибка, но нашей вины нет! — выпалил он и через мгновение понял, что все же пошел на поводу у этих людей, сделал то, что они от него ждали. Он открылся им, сам сделал первый — самый главный — шаг; в первую же секунду допроса он с готовностью, с радостью, без принуждения выложил им самое важное, самое искреннее. Отмалчиваться уже не имело смысла.

— Чья это ошибка?

— Я не могу сказать. Полковника, командования. Нас посылали в пещеру, на верную смерть.

— Вы отказались выполнить приказ?

— Нет! Не совсем так! — Павел сбился, заторопился, пытаясь исправить положение. — Сначала мы не отказывались. Мы бы пошли туда. Но полковник ударил капрала Буасье, а потом выстрелил в Курта, а потом его люди сожгли…

— Вы не выполнили приказ?

Павел осекся. Посмотрел на дознавателя, попытался разглядеть его лицо, глаза. Но нестерпимо яркий свет слепил, свет прятал часть комнаты, разделял ее на две неравные половины. В одной был Павел, в другой — все остальные.

— Вы не выполнили приказ. — В голосе звучало утверждение.

Павел не нашелся, что возразить.

— Вы можете сказать, кто убил полковника Росшилда?

— Я не видел. Стреляли все.

— Вы лично стреляли в сторону полковника?

— Я стрелял по его солдатам. Я защищался. Они жгли нас из огнеметов.

— Скажите, рядовой, это была запланированная акция?

Павел дернулся, чувствуя, как кровь приливает к лицу. Он хотел было гневно запротестовать, возмутиться, но вдруг подумал, что именно для этого и прозвучал провокационный вопрос. Павел опустил глаза, несколько раз глубоко вдохнул-выдохнул. Покачал головой:

— Нет… — Он замолчал.

Люди за столом молчали тоже, словно ждали пояснений. И Павел, поколебавшись, все же сказал:

— Вы же наверняка видели записи. Все получилось спонтанно. Это была ошибка. Катастрофическая, фатальная ошибка.

— Вы помните, кто кричал: “Наших бьют”? — равнодушно спросил дознаватель.

— Нет, — солгал Павел.

— Это вы кричали.

— Да? — Павел изобразил удивление, пожал плечами. — Я ничего не соображал. Я был в состоянии аффекта.

— Тем не менее вы довольно метко стреляли,

— Трудно было промахнуться.

— Вы знаете, что убили троих гвардейцев?

— Лично я?

— Ваше подразделение.

— Наших погибло больше.

— Это вас не оправдывает.

— А я не оправдываюсь! Я говорю, что произошла ошибка. Да, мы виноваты. Но не по нашей вине началась эта перестрелка!

— Гвардейцы выполняли приказ полковника. Вы же отказались выполнить его распоряжение.

— Мы не отказывались!

— Да? А кто кричал, что идти в пещеру нельзя?

— Это Курт. Это его сожгли первым.

— Мы знаем. Он паниковал. Так что полковник поступил правильно, прострелив ему ногу.

— Это была не паника… Курт… — Павел замолчал, не зная, стоит ли произносить вслух то, что так и крутится на языке. — Курт, он… Он…

— Ну?

— Он мог предвидеть будущее. Наверное, это звучит глупо, я понимаю, но я говорю правду — Курт был необычным человеком. И ему верили. И Некко! Допросите Некко! Он тоже что-то чувствовал!

— Хватит мистики, рядовой.

— Но вы обязаны это знать! Вы должны понять, что так сложились обстоятельства. Произошла ошибка…