Идеальный враг

Возвышающиеся амфитеатром трибуны пустовали. Зрители стремились подобраться как можно ближе к рингу. В тесной колышущейся толпе смешались все — и солдаты, и офицеры.

Некко задерживался. Наверняка специально тянул время, чтобы заставить противника поволноваться.

Но Павел уже справился с волнением. Он смотрел на верхние ряды пустых трибун и думал о том, как сегодня вечером, сразу же после боя, отправится в гостиницу, где его уже ждут, тревожатся, наверное…

— О чем думаешь, Писатель? — крикнул кто-то ехидно. И охнул, получив тяжелый подзатыльник от оказавшегося рядом сержанта Хэллера.

Некко появился минуты через три. На нем были длинные боксерские трусы и облегающая майка с оскаленной бульдожьей мордой на груди. Похоже, идя на ринг, Некко как следует размялся. Он тяжело дышал, на покатом лбу серебрилась испарина, разогретые мышцы вздулись из-за прилива крови.

Павел представил, как он сам выглядит со стороны: среднего роста, среднего телосложения, босой, с голым торсом, в обычных х/б штанах, у которых уже обвисли коленки.

Одно слово — Писатель!

Он невольно усмехнулся.

И среди зрителей послышались смешки.

Некко, не глядя в сторону противника, взошел на ринг. Поднял руки над головой, словно уже одержал победу.

— Ладно тебе рисоваться, — сказал недовольный голос из толпы. — Незачем. Баб тут нет.

Некко опустил руки, сердито повернулся, отыскивая взглядом, кто это произнес. По лицам людей понял, что сказать это мог любой из них. Фыркнул. Стукнул себя кулаком в грудь. Только после этого соизволил заметить Павла. Прорычал, скаля зубы не хуже бульдога на майке:

— Я раздавлю тебя! Размажу!..

— Ладно, не хвались, — прозвучал все тот же голос. — И хватит выделываться, у нас тут не рестлинг. Начинайте уже…

Противники вышли на центр ринга. Они не спешили: Павел осторожничал, да и Некко, помня короткую схватку на крыльце канцелярии, не торопился сразу же переходить в наступление. Бойцы описывали широкие круги, приняв одинаковые позы: они чуть пригнулись, слегка ссутулились, подняли к груди согнутые руки, прижали локти к животу. Не моргая, они смотрели друг другу в глаза. Губы Некко кривились — он что-то бормотал, возможно, старался запугать противника, а быть может, раззадоривал себя.

Какое-то время зрители молчали, наблюдая за этим неторопливым бесконтактным танцем. Через минуту послышался недовольный ропот. Кто-то присвистнул. Загудели голоса.

— Долго вы топтаться будете? Титан, ты что, перетрусил? Эй, Писатель, сойди с ринга, если драться не хочешь!

Павел в атаку идти не собирался. Свой бой он планировал строить на защите. На коротких контратаках, быстрых уходах. И только когда подвернется удобный момент для броска, для болевого приема, тогда и надо будет действовать решительно…

Некко бросился вперед.

Павел отскочил в сторону, увернулся от удара. Легко переметнулся противнику за спину, несильно ткнул кулаком в затылок.

Некко, резко выдохнув, стремительно развернулся. Руки его разлетелись в стороны, и Павел едва успел отклониться.

Зрители одобрительно зашумели. Но ни Павел, ни Некко уже ничего не слышали. Их мир сузился до размеров восьмиугольного ринга. И мир этот был слишком тесен для двоих.

Некко наступал, широко размахивая кулачищами. Павел уворачивался от мощных ударов, держал дистанцию. Неожиданно выяснилось, что кажущийся неповоротливым Некко в действительности быстр и ловок. Почти сразу Павел понял, что его план никуда не годится. Вымотать противника легкими жалящими атаками почти невозможно, а вероятность попасть под удар слишком велика.

И Павел решился.

Нужно только угадать момент…

Некко, впустую взбивая воздух, видя, что противник попросту бегает от него, зверел все больше. Он уже пер напролом, не заботясь о защите. Да и защищаться-то было не от чего. Павел лишь трижды дотянулся до соперника, и все его удары были слишком слабы.

В какой-то момент Павел оказался в углу возле канатов. Он метнулся было вправо, уходя из опасного положения, и налетел на кулак. Он все же успел поставить блок, принял удар на локоть. Отлетел назад, к самым канатам.

Некко кинулся на Павла. Навалился, прижимая его к ограждению ринга. Придавил всей своей массой, даже не замечая сопротивления жертвы. Уже занес руку над головой, собираясь обрушить кулак на затылок попавшему в ловушку врагу. И вдруг услышал:

— Я видел тебя на пустыре! Рука дрогнула и замерла.

— Ты избивал своего товарища! — прокричал ему на ухо Павел и, извернувшись, впился зубами в потную шею, в то самое место, где билась под кожей яремная вена. Рванул изо всех сил, почувствовал во рту вкус крови, и сознание поплыло куда-то, время словно остановилось.

“Стань псом!..”

Павел зарычал, захрипел, вцепился в противника, вонзил пальцы в его тело, прихватил кожу врага сквозь тонкую майку, сгреб ее, сжал, словно в птичьих когтях, рванул на себя.

Некко, взвизгнув, отшатнулся.

Но Павел прицепился, как клещ. Его уже нельзя было просто сбросить. Теперь его можно было только выдрать. С мясом. С кровью. С болью.