Идеалы христианской жизни

Как в миру люди легко узнают, по тысяче мелких признаков, определяют наличность большого чувства, так истинно верующий носит в себе самом что-то столь значительное, что несомненно отражается во всей его жизни, на всех его делах и поступках. Получается в полном смысле слова та христианская жизнь, которая является в то же время самой громкой самой красноречивой и неотразимой христианской проповедью.

Когда православный архиерей бывает торжественно в храме облачен для совершения литургии, протодиакон громко в лицо ему восклицает то, что должно составлять важнейшую обязанность его звания. Это слова Христовы: «Так да просветится свет ваш пред человеки, яко да видят ваша добрыя дела и прославят Отца вашего, Иже есть на небеси».

Проповедь делом доступна решительно всякому, между тем как проповедник, даже одаренный самым высоким и столь редко встречающимся даром красноречия, не произведет на паству никакого впечатления, если паства будет знать, что жизнь проповедника идет вразрез с его словами.

А самое немудреное слово такого батюшки, светлая жизнь которого вся перед крестьянами, всегда дойдет до души и не останется втуне.

И в первые времена христианства так действительно и было. Жизнь мира языческого и жизнь общины христианской представляли между собой поразительное несходство. Это были действительно ясно до резкости разграниченные два царства: царство людского зла и царство Божией благодати.

В одном – себялюбие, безудержность страстей, невероятная порочность, алчное корыстолюбие; в другом – милосердие и самоотвержение, мудрая воздержанность и чистота нравов, в них не было ни одной точки соприкосновения – по крайней мере в главных чертах и основаниях.

И самым сильным доказательством своей проповеди, самым неопровержимым доводом своей правоты христианство могло тогда привести короткие слова: «Посмотрите, как живут наши христиане…»

Можем ли мы теперь сказать те же слова о людях, считающих себя христианами? Могут ли эти слова быть сказаны кем-нибудь о нас самих – в доказательство неверующим истины христианского учения?

Мы Бога нашей жизнью не проповедуем, а треплем в грязи наше звание христианина. И вместо того, чтобы дать людям любоваться нашим светом, мы показываем им большей частью одну тьму, и нередко кромешную.

Независимо от проповеди делами, тем, кто может это «вместить», должен также вести живую неустанную пропаганду между теми людьми, с которыми будет связана его судьба.

Остановимся хоть на одном житейском положении. Искренне верующий молодой человек окружен неверующими товарищами.

Одной из главных его задач должно быть стремление привести их к Богу, пробудить и укрепить в них религиозное чувство.

В людях, далеких от веры, может быть такое предубеждение против духовных лиц, что со священником они и говорить не будут, тогда как с товарищем, с которым они хороши, они, хотя с видом некоторого снисхождения и одолжения, поговорят и на непривычные для них духовные темы, и, может быть, настанет час, когда они этими темами действительно заинтересуются.

И глубокая убежденность товарища, к которому они относятся с уважением и доверием, его горячее желание, чтобы в пробудившейся вере своей тот получил то самое сокровище, которым он давно владеет, сделает свое дело и потихоньку, незаметно может привести его к вере.

Мне лично известен такой случай.

В одной семье крупных помещиков, преданной Церкви, один из сыновей, очень способный и развитой молодой человек, стал отходить от веры под впечатлением книг графа Л. Н. Толстого, которого он даже лично посетил.

В это время он познакомился с одним человеком старше его лет на пять. Этот еще более, чем он, преклонялся перед литературным гением графа Л. Н. Толстого, но совершенно не сочувствовал его убеждениям и жалел тех, на кого его проповедь производила впечатление.

Молодые люди сошлись и, подолгу беседуя о разных предметах, конечно, касались часто и вопросов веры.

Старший, сочувствуя младшему, страдал из-за того, что тот находится под таким ложным влиянием, и их споры, во время которых оба увлекались, превращались почти что в ссоры.

Однажды оба они ехали в далекую деревню на охоту, и на одной станции, где ночью меняли поезд, начав вновь о том же вопросе, наговорили друг другу таких резкостей, что старший, более впечатлительный, решил вернуться обратно, хотя было сделано более половины полуторатысячеверстного пути, и еле его могли успокоить. Так как погода была морозная, а они говорили на воздухе, то он получил сильный насморк, но оба они впоследствии вспоминали это событие своей молодости с удовольствием.

Младший опять вернулся постепенно к Церкви, и, вероятно, это чувство, что о нем так беспокоились и так желали возвращения его к прежней вере, немало помогло ему вновь найти себя.