Дело осложнилось, когда Назира-Биби сама стала засыпать русских чиновников прошениями. В одном из ходатайств просительница рассказала, что казий питает к ней личную неприязнь, и просила оградить от «неправильных действий» с его стороны[941]
. Она раз за разом уверяла бюрократов, что с казием ее связывают исключительно «враждебные отношения»[942] и что он «превышает свою власть»[943]. В итоге прошения произвели необходимый эффект: Назира-Биби убедила в своей правоте подполковника Алексея Фока, помощника начальника Ташкента. Подполковник написал два письма в государственный банк. В первом письме он заявлял, что следует выплатить Назире-Биби нужную сумму просто потому, что под ее опекой находится имущество, по праву принадлежащее несовершеннолетним детям. Второе письмо Фока имело несколько более юридический тон и ссылалось на распоряжение 1897 года, согласно которому народные судьи были обязаны передавать опекунские деньги в банк, если не могли назначить подходящего опекуна, или же ссужать эти деньги на выгодных условиях. Подполковник заявил:…опекунша [Назира-Биби] всегда имеет полное право изъять из Банка опекунские деньги и отказ в данном случае Банка <…> нельзя почитать уважительным[944]
.Фок требовал, чтобы руководство банка выдало Назире-Биби необходимую сумму, и предупреждал, что в случае повторного отказа будет жаловаться самому генерал-губернатору. Банк ответил, что своим ходатайством Фок выявил конфликт юрисдикций[945]
. Новое распоряжение 1897 года противоречило Положению об управлении Туркестанским краем, согласно которому все дела туземцев подлежали ведению народных судей. Банк потребовал разъяснить, находятся ли дела об опеке исключительно в юрисдикции казиев или же их имеют право рассматривать и русские должностные лица. Кроме того, банк просил подполковника Фока уточнить, какое юридическое значение имеют его ходатайства. Подполковник, очевидно занявший сторону Назиры-Биби, решил написать напрямую генерал-губернатору, который до этого предъявлял претензии к Мухитдину Ходже по поводу отказа в оформлении свидетельства.Помимо этого, Фок пытался довести до сведения главы колониального правительства, что Мухитдин Ходжа уже не раз находился под следствием по обвинению в должностных злоупотреблениях и что однажды начальник Ташкента даже потребовал снять его с казийской должности. Фок подчеркнул, что, несмотря на обвинительные показания свидетелей, областное управление сняло с казия все обвинения. Иными словами, подполковник заявлял, что городское управление (включая его самого) заметило несколько подробностей дела, упущенных из виду администрацией области. Объясняя свою личную инициативу, Фок написал, что руководствуется решением других народных судей, пришедших к выводу, что Назира-Биби имеет право получить деньги. Помимо этого, Фок изложил свое мнение по поводу личности казия, полагая, что это достойно внимания генерал-губернатора – несмотря на то что мнение подполковника значительно расходилось с мнением областного управления.
Хотя на стороне Фока был его руководитель – начальник Ташкента[946]
, – из-за давления со стороны областных чиновников возникли неожиданные последствия. Управлению Сыр-Дарьинской области не понравился обвинительный тон подполковника, дающий понять, что областная администрация «как бы укрывает беззаконные действия казия». В результате управление области сняло с народного судьи все обвинения, несмотря на наличие очевидных доказательств[947]. Так, оказавшись в эпицентре борьбы за влияние между двумя уровнями бюрократии, один из которых пытался упрочить свой авторитет за счет другого, подполковник Фок был обвинен в нарушении субординации.Однако здесь можно выявить и другой мотив – мотив постоянства мнений, выражаемых чиновниками в деловой переписке. Мы видим, что не только подполковник Фок, но и другие ташкентские власти стремились ограничить казийские полномочия, связанные с опекой. В 1892 году Нил Лыкошин предложил забирать у казиев опекунские деньги и помещать их в банк. Его решение было основано на результатах расследования по делу о хищении денег, принадлежащих несовершеннолетним, в котором был замешан Мухитдин Ходжа. Семь лет спустя подполковник Фок подверг сомнению право казия принимать решения по вопросам опеки. По мнению Фока, народный судья совершил должностное злоупотребление, и подполковник встал на сторону истицы – Назиры-Биби.