Читаем Идеи о справедливости: шариат и культурные изменения в русском Туркестане полностью

Рассмотрим несколько дел об убийстве. Иногда мы видим, что наследники жертв обращались к казиям, чтобы подать иск против подозреваемых. В подобных случаях казий обычно посылал помощника-служителя (мулазим) провести предварительное расследование. Однако перед этим казий отчитывался перед канцелярией эмира, что по закону имеет на это право, так как придерживается установленного в регионе обычая (мувафик-и та‘амул-и казийан ба мавза‘-и мазкур). Служитель суда собирал местных влиятельных лиц и уважаемых членов сообщества и вместе с ними осматривал труп на предмет насильственной смерти. Если служитель заключал, что покойный действительно был убит, то казий вызывал свидетелей. Если подозреваемые отрицали обвинения, казий не выносил решения, а вместо этого писал доклад, где с почтением уведомлял эмира, что произошло убийство человека, труп был похоронен, а наследник погибшего подал иск об убийстве[200]. Далее казий проводил слушание по делу, только если получал на это санкцию эмира. Данная бюрократическая процедура часто ставила судью в неудобное положение, когда он вынужден был сообщать эмиру о желании провести слушание по делу (мурафа‘а-и анха ра ми пурсида башам), ведь только в случае одобрения со стороны эмира он мог лично вынести решение по делу об убийстве[201].

Отчетность казиев перед эмиром не только отражает принцип работы местной бюрократической системы. Так, были случаи, когда казии обращались к эмиру за санкцией на проведение определенных судебных процедур, которые в другом случае были бы сочтены неправомерными. Бухарский казий Мулла Мухаммад Амин подготовил доклад эмиру, в котором уведомлял его о деле о побоях и женоубийстве, а также последующем задержании убийцы после признания (икрар). Эмир приказал казию провести официальное расследование. Когда судья вызвал стороны по делу, преступник стал отрицать все обвинения в убийстве, а четыре наследника жертвы отказались от иска, не потребовав никакой компенсации. В свете неожиданного разрешения ситуации казий не стал оформлять уведомление об отказе от иска (пушт-и махзар на карда). Вместо этого он написал другой доклад, в котором объяснял, что вынести решение по этому делу может эмир и только эмир и что казий поступит в соответствии с указаниями государя[202].

Как утверждалось выше, переписка казиев с эмиром и его визирями отчетливо демонстрирует, что работники правовой сферы эмирата всегда были обязаны отчитываться перед центром. Например, сохранились письма, в которых казии отчитываются перед эмиром о процедуре снятия показаний и, соответственно, о возможности доверять тому или иному свидетелю. Эта доказательственная процедура проходила следующим образом. Сначала казий оповещал главного визиря (кушбеги) о том, что одна из сторон дала показания во время слушания. Вслед за этим бухарская канцелярия отдавала приказ другому судье[203] (в некоторых случаях – кази-калану)[204] проверить достоверность (тазкийа) доказательств, представленных свидетелями[205]. Тот выяснял, насколько честны свидетели, и сообщал полученную информацию бухарской администрации[206]. Казий же, проводивший слушание по делу, ожидал дальнейших указаний из центра.

Казалось бы, бесконечная переписка между казиями и канцелярией эмира была не более чем пустым театром, где правоведы на бумаге разыгрывали подобострастное почтение к государю, а по факту просто продолжали делать свою работу, не дожидаясь разрешения правителя. Однако это является заблуждением. За пустую растрату чернил и бумаги казиям было бы сложно отчитаться; судя по огромному числу записей, накопившихся к моменту российского завоевания в мусульманских канцеляриях, от этой идеи можно отказаться сразу. Вместо этого давайте обратим внимание на имеющиеся архивные доказательства. С одной стороны, они демонстрируют, что независимая деятельность казиев со временем подвергалась все более суровым ограничениям. С другой стороны, архивные документы проливают свет на систему обвинительной власти, в рамках которой судебные расследования и другая деятельность казиев происходили, как правило, с санкции государства. Возможно, наиболее явно эта тенденция была представлена в Хорезме. Когда в 1910 году случился неурожай[207], Саид Ислам Ходжа, главный визирь при Исфандияр-хане (годы правления: 1910–1918), отправил казиям Астаны (небольшого города в 16 километрах от Хивы) особый приказ. Согласно этому приказу, казии не имели права скреплять своими печатями документы, в которых упоминаются, к примеру, хлопок или зерно. Кроме того, если проситель обращался к казию по делу, связанному с распределением продуктов сельского хозяйства, то казию следовало перенаправить его в ханский дворец. Соответственно, приказ состоял в том, чтобы казии не рассматривали дела по определенным вопросам без особых санкций (би рухсат)[208].

1.5. Доверенные представители

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги