Читаем Идеи о справедливости: шариат и культурные изменения в русском Туркестане полностью

Если тяжущиеся стороны могли предугадать исход дела заранее или предпочитали упростить судебную процедуру, они были вправе обратиться напрямую к казию. Ниже приведен рассказ знаменитого бухарского интеллектуала Садр ад-Дина ‘Айни о деле, истцом в котором выступил Яхья Ходжа – набожный ученый, который прославился в Бухаре тем, что порицал духовенство и служителей суда за попустительство греха. Яхья Ходжа подал иск против муллы по имени Кари Сами‘, который носил огромные четки, чем выставлял свою набожность напоказ, и наживался на доверчивости людей. Истец сфальсифицировал несколько правовых документов (худжджаса-и сахта-и шар‘и), с помощью которых смог обвинить ответчика в посягательстве на территорию своего двора, и «потащил его в казийский суд». Дело дошло до кази-калана, который обязал Кари Сами‘ выплатить 15 000 таньга в обмен (бадал) на двор. В этот момент Яхья Ходжа любезно согласился на мирное урегулирование спора (сулх-нама) при том условии, что Кари Сами‘ заплатит казию нужную сумму наличными. Обвиняемый согласился с предложением и принес деньги в суд. Когда судья уже собирался оформить отказ (ибра’) от иска и передачу (таслим) суммы, Яхья Ходжа попросил его не ставить печать на документах. Истец объяснил, что хочет на время вернуть деньги обвиняемому по доверенности (бе-тарз-и аманат), и убедил казия вернуть ему подделанные документы. Он сказал казию, что если Кари Сами‘ пообещает не размахивать четками и не обманывать людей, то снимет с него обвинение; в противном же случае, если Кари Сами‘ снова будет заниматься мошенничеством (харакаса-и фарибгарана), Яхья Ходжа обратится в суд с той же жалобой и в этот раз уже потребует судебного постановления о выплате компенсации (бадал-и сулх ра талаб хохам кард)[228]. Нет оснований сомневаться в том, что Яхья Ходжа видел, как будут развиваться события, еще до обращения в суд; поэтому ему удалось манипулировать действиями судьи.

2. О публичном измерении права

Переосмысление контуров исламского юридического поля требует, чтобы мы рассматривали население в качестве одного из правовых акторов этого поля. Местные жители, обращаясь в суд, приводили в действие описанную мною выше правовую систему. Именно они были потребителями правосудия. Так как они не были специалистами по вопросам права, они должны были обращаться к правоведам и улемам за экспертными знаниями. Тем не менее местное население все же обладало некоторыми познаниями в сфере закона, позволяющими им подавать в суд и требовать компенсации ущерба. Эти познания и лежали в основе представления подданных о собственных правах, о добре и зле. Назовем эти представления «общими знаниями».

Если мы говорим о том, как люди представляют себе законность, то мы должны также обсудить, что конкретно известно этим людям и каковы их «способы познания» права. Как выстроить данное рассуждение? Можно пойти по пути, продиктованному практическим умом, и попробовать разграничить информацию и знание, как это делает Питер Бёрк в книге «Социальная история знаний» (A Social History of Knowledge). Бёрк замечает, что «необходимо разделять знания и информацию, отличать навыки (knowing how) от теоретических представлений (knowing that), четко обозначенное – от само собой разумеющегося <…> а относительно „сырое, конкретное и практическое“ <…> [от] того, что было создано, обработано или систематизировано посредством разума»[229].

Целесообразность такого подхода стоит под вопросом. Вне зависимости от своих целей и задач индивиды, как правило, получают уже осмысленные другими людьми сведения о таких явлениях, как налогообложение, кулинарные рецепты или магические приемы; то есть эти сведения возникают в результате когнитивных процессов, проходивших ранее в сознании других индивидов[230]. Более практичным представляется подход, где применяется концепция знаний, предложенная антропологом Фредриком Бартом. Под «знаниями» Барт понимает «переживания (личные взгляды), а также информацию, закрепленные навыки, словесные описания и концепции – все способы понимания, посредством которых мы формируем переживаемую и осмысляемую реальность»[231]. Согласно данному представлению, знания представляют собой скорее личные интерпретации фактов, чем корпус разрозненной информации: «…знания обеспечивают людей материалом для размышлений и предпосылками к действиям»[232].

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги