Идеи о справедливости: шариат и культурные изменения в русском Туркестане

8 числа месяца мухаррама 1306 года [14.09.1888] Ахмад-бай из джамаата[239] Иски предстал перед ‘Абд ас-Саттаром Беком Туксаба и Кази Саидом Муллой Джалалем Ра’исом. Он помолился за государя и сообщил: «Я видел некоего Хидир-бая у себя в доме вместе с моей женой, Тухта-Ай. Он [лежал сверху] на ней, и я их убил». <…> В связи с признанием мы арестовали этого человека и приказали двум нашим людям, а также пяти или шести знатным людям провинции, [осмотреть место преступления]. Они пришли и установили, что двое убитых людей были обнажены, один [лежал сверху] на другой, как будто у них было сношение [ба ха’ийат джама‘ микардаги]. Джамаат, к которому принадлежали убитые, говорит: «Убийца вообще-то не был знаком с Хидир-баем, у них была ссора [хусумат], и один убил другого; потом он [Ахмад-бай] унес [труп] оттуда и положил на свою жену после того, как ее убил. [Убитые мужчина и женщина] невиновны [би-гунах]. Так как количество крови убитых незначительное. Если бы они действительно были убиты в одном месте, [то] крови должно быть больше». Через одну ночь и один день [члены] джамаата, в котором состояли убитые, пришли и сказали, что [видели] следы крови более чем в семи танабах[240] от дома убийцы и что также были заметны следы сопротивления[241].

Это не единственный случай инсценировки места убийства в Бухаре[242]. Например, однажды после получения судебного доклада эмир приказал одному из служителей испросить у муфтия юридическое заключение по поводу двойного убийства. Муфтий постановил, что «если двое были убиты в одном месте и там пролилась их кровь, то компенсация за кровь должна иметь размер, соответствующий компенсации за непредумышленное убийство [хун-и анха хадр мибашад]. Соответственно, убийца не подлежит никакому дальнейшему наказанию [ба-катил-и мазкур чизи лазим намишавад]. Если наследники жертв решат, что те были убиты безвинно [ба-на хакк кушта], им следует подать иск, а убийца должен принести клятву»[243].

Мы видим, что даже на периферии члены джамаата были осведомлены о подобных судебных предписаниях. Соответственно, мы можем предположить, что существовало некоторое пространство обмена знаниями, в рамках которого население получало информацию о нормах судопроизводства от специалистов. Среднеазиатские судебные документы, составленные из смеси юридического языка и обиходной речи, демонстрируют смешение культурных практик: профессиональный опыт правоведов применяется наравне с непрофессиональными знаниями собеседников в чайхане. Можно предположить, что в таких крупных городах, как Самарканд, Бухара и Хива, где значительную часть городского ландшафта занимали медресе, базовое представление о законе имели люди самого разного происхождения.

Я ни в коем случае не утверждаю, что юридические специалисты в действительности не являлись экспертами. Как мы видели выше, грамоты о назначении на различные юридические должности свидетельствуют о том, что лишь казиям и муфтиям было дозволено выполнять определенные функции и пользоваться профессиональными прерогативами. У кочевников также имелся человек, наделенный обязанностями судьи, который имел монополию на применение силы в случае нарушения исламского закона[244]. Я предлагаю иной подход и утверждаю, что рядовые подданные строго следили за соблюдением закона и осуждали отклонение от местных обычаев и общепринятых порядков.