Идеи о справедливости: шариат и культурные изменения в русском Туркестане

В Средней Азии XIX века общие знания о праве входили в так называемый «публичный архив» (термин Дэниела Лорда Смэйла)[233]. Общие знания о праве существовали просто потому, что некоторые правовые практики выполнялись публично, а память об этих практиках имела важное значение для сохранения местных традиций. Как иначе можно объяснить существование множества частных собраний исламских юридических документов Средней Азии? Вероятно, общим знанием было то, что для гарантии соблюдения собственных прав каждому следовало хранить наготове вещественные доказательства для суда. Например, чтобы гарантировать право на земельный участок, необходимо было получить и затем хранить документы, в которых засвидетельствовано это право[234]. Для жителей Средней Азии не было ничего сложного в том, чтобы познать основы доказательства в исламском праве, практикуемые в регионе. Прежде всего, суд требовал, чтобы истец представил доказательство (байина) в поддержку своего заявления; этим доказательством могло служить письменное подтверждение определенных прав. В правовой культуре, где предпочтение отдавалось устному свидетельству, в XIX – начале XX века существовали и специалисты, признававшие доказательную силу за документами[235]. Данный феномен иллюстрируется в следующей фетве:

[Вопрос: ] Мы взываем к благословению Всевышнего. Что говорят имамы ислама, да будет Аллах ими доволен, по следующему вопросу? Дело состоит в следующем. Так случилось, что Мулла Мир Бабай муфти имеет право требования достоверного и законного долга [дайн] – некоторой суммы денег, составляющей финансовое обязательство Баба-бая. Находясь в состоянии, позволяющем подтверждать и осуществлять все права узуфрукта, упомянутый Баба-бай законно признал перед сообществом мусульман наличие упомянутого права требования и предъявил правовой документ [хатт-и васика-и шар‘и] с печатью исламского казия, который он передал Мулле Мир Бабаю муфти. В этом случае, согласно сунне Мухаммеда, его правовому учению <…> и мазхабу Ханифы, если упомянутый Баба-бай станет отказываться [мункир] от иска на указанную сумму или же заявит, что уже вернул указанную сумму, то этот документ следует рассматривать как вещественное доказательство [ин хатт-и васика-и мазкура худджат башад] того, что упомянутая сумма [по-прежнему должна быть уплачена], не так ли? Объясните кратко.

[Ответ: ] Да, это так, и Аллах – мудрейший[236].

Народные знания касались не только функционального значения документов. Людям также были известны определенные юридические принципы. Очевидно, любой бухарский подданный знал, что если труп его жены найдут рядом с трупом мужчины, с которым она, предположительно, ему изменяла, то с большой вероятностью он избежит меры возмездия, поскольку убийство будет расценено как совершенное в состоянии аффекта. Следующий пример знакомит нас с одним из подобных дел об убийстве. Знатный бухарец (бай)[237] был обвинен в том, что при разных обстоятельствах убил свою жену и еще одного мужчину, а после этого положил трупы вместе, чтобы создать впечатление, что он застал людей во время полового акта. Пострадавшая сторона сочла, что убийца инсценировал место преступления, чтобы представить двойное убийство как непредумышленное (хадр)[238]. Если бы замысел преступника остался нераскрытым, он мог бы обойтись компенсацией за кровь и избежать меры возмездия и уплаты более крупного штрафа (см. ил. 5):