Идеи с границы познания. Эйнштейн, Гёдель и философия науки

Мотивы, стоящие за внезапно проснувшимся у Дэвида стремлением творить добро, остаются непроясненными. Он много говорит о необходимости улучшить мир, но при этом выражает и стремление к самосовершенствованию. «Я не верю в Рай и вообще, – говорит он. – Но все равно я хочу стать тем, кого туда пустили бы». Даже если душа Дэвида становится все прекраснее, на Кэти это не производит особого впечатления. Теперь ей кажется, что ее муж – человек, в котором нет «ни следа остроумия, ни грана самоиронии – все это словно исчезло». Прежний Дэвид со всеми его недостатками хотя бы мог ее рассмешить, а ради этого, если вдуматься, она и вышла за него замуж. Она замечает в нем самодовольство, желание похвалиться своими добрыми делами, и победоносно вспоминает в связи с этим слова из одного из Посланий св. Павла Коринфянам: «Любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего». Но когда она цитирует этот стих мужу, тот напоминает ей, что именно его читали на их венчании, а слово «любовь» здесь – перевод латинского caritas, от которого произошло и слово charity – «милосердие». «Любовь и милосердие – можно сказать, однокоренные слова, – размышляет Кэти. – Как же так вышло, что все в нашей недавней истории указывает, что они не могут сосуществовать, что они прямо-таки антонимы, что если их посадить в один мешок, они будут кусаться, царапаться и визжать, пока от одного из них не останутся рожки да ножки?»

Подобные размышления подводят Кэти к озарению (видимо, автор с ним согласен). Подлинный образец прекрасной души – не самоотверженный благодетель человечества, а тот, кто живет «прекрасной насыщенной жизнью», умеет наслаждаться величайшими произведениями искусства и сложными взаимоотношениями, кто-то вроде, скажем, Ванессы Белл, чью биографию Кэти как раз читает. А если подобная утонченность нам больше не доступна («их род прервался», думает Кэти), можно хотя бы ощутить этот вкус, читая книги Блумсберийского кружка и слушая изысканную камерную музыку. А еще надо помогать друзьям и родным, а не печься обо всем человечестве, «потому что жизнь и так дьявольски трудна». Вот и весь секрет, как быть хорошим.

Решение Хорнби прекрасно вяжется с нашей неискоренимой склонностью к моральной лени. Но достаточно ли это хорошо? Вероятно, благодетели из литературных произведений (сразу вспоминается нелепая миссис Джеллиби из «Холодного дома») не совсем полно описывают своих реальных прототипов. Лариса Макфаркуар в своей книге «Тонущие незнакомцы» (MacFarquhar, L., Strangers Drowning) рисует точные и подробные портреты самых разных людей, решивших посвятить свою жизнь высоконравственным добрым делам. Одна семейная пара взяла на воспитание двадцать неблагополучных детей, в том числе инвалидов, другая основала лепрозорий в Индии, кто-то отдал почку чужому человеку и так далее. Крайние альтруисты, которых описывает Макфаркуар, служат ближнему с таким практически мазохистским рвением, что нам от этого становится неловко, но они хотя бы похожи на людей – да, они неприятные, странные, вздорные извращенцы, однако в целом все-таки в здравом уме, а при беспристрастном рассмотрении даже достойны восхищения. Похоже, сердце у них на месте. И резонно заметить, что делать как можно больше добра – долг каждого из нас, даже если это не приносит особой пользы душе и даже если «жизнь и так дьявольски трудна». Представьте себе, что у вас на глазах в мелком пруду тонет маленькая девочка. Неужели вы не почувствуете, что спасти ее – ваш долг, даже если вода погубит ваши туфли за двести долларов? Увы, во всем мире в аналогичной ситуации оказывается множество детей. Они умирают от голода или от легко предотвращаемых болезней вроде диареи, а между тем в мире полно международных благотворительных организаций, через которые вы вполне в силах им помочь. Более того, по оценкам, на спасение одного ребенка требуется как раз около двухсот долларов. Все, что нужно, – набрать бесплатный номер, держа в руке кредитную карточку. Где принципиальная разница между нежеланием это сделать и решением не спасать девочку? А если ее нет, вам что, жалко двести долларов? И совесть вас не мучает?! Неужели ваши нравственные убеждения не велят вам спасти столько детей, сколько позволит ваш банковский счет?