Идеи с границы познания. Эйнштейн, Гёдель и философия науки

Докинз признает, что гипотеза о податливом мозге ребенка – это всего лишь одна из множества спекулятивных дарвинистских гипотез, стремящихся объяснить существование религии. (Например, есть гипотеза, которая гласит, что религия – побочный продукт нашей генетически запрограммированной склонности влюбляться.) Вероятно, какая-то из этих гипотез правдива. Если так, что это говорит об истинности религиозных представлений как таковых? Все, что Докинз пишет о религии, можно сказать и о науке или этике. Все идеи можно рассматривать как мемы, которые размножаются, перескакивая из одного мозга в другой. Одни идеи, замечает Докинз, распространяются, поскольку полезны для нас, в том смысле, что они повышают вероятность, что наши гены перейдут к следующему поколению, другие, например, по его словам, религия, распространяются как вредный побочный продукт деятельности полезных в остальном частей нашего сознания. Этические ценности, по его представлениям, подпадают под первую категорию. Например, альтруизм полезен нашим эгоистичным генам, когда направлен на благо близким родственникам, с которыми у нас общие гены, или не-родственникам, которые имеют возможность отплатить нам услугой за услугу. Но как же тогда быть с бескорыстными добрыми поступками, достойными доброго самаритянина? И это тоже побочные продукты, утверждает Докинз, правда, тут же спешит добавить: это «драгоценные, прекрасные» побочные продукты, не то что плохая, нехорошая религия.

Однако логика Докинза подрывает объективность не только религии, но и этики. Биолог-эволюционист Э. О. Уилсон в статье, написанной совместно с философом Майклом Рьюзом в 1985 году, высказывается прямо по существу: этика – это «иллюзия, навязанная нам генами, чтобы заставить сотрудничать», а «биология заставляет нас действовать в ее интересах, вынуждая думать, будто существует объективный высший кодекс чести, которому мы должны соответствовать». Таким образом, сводя идеи к «мемам», которые распространяются благодаря разного рода «побочным продуктам», Докинз волей-неволей становится на сторону так называемого дарвинистского нигилизма.

Кроме того, он чересчур поспешно заявляет, будто религия лишена всякой практической пользы. Исследования показали, что верующие живут дольше (вероятно, потому, что ведут более здоровый образ жизни) и чувствуют себя счастливее (возможно, благодаря социальной поддержке церковной общины). Судя по статистике рождаемости в США и Европе, они еще и размножаются активнее неверующих, что по Дарвину несомненное преимущество. С другой стороны, Докинз, вероятно, прав, когда утверждает, что с точки зрения нравственного поведения верующие ничем не лучше неверующих. Одно классическое исследование показало, что «рабы Божии» списывают на экзаменах точно так же, как атеисты, и не больше последних склонны к альтруистической добровольческой деятельности.

Как ни странно, Докинз не дает себе труда процитировать подобные эмпирические данные; вместо этого он, что не слишком научно, полагается на интуицию. «Подозреваю, что атеистов не так много среди заключенных» (ручаюсь, представителей унитарианской церкви там еще меньше). Показательно, однако, что когда Докинз называет библейского Яхве «отвратительным образцом для подражания», поскольку тот призывает к насилию и геноциду, он еще и подробно разбирает возражение, которое ему, очевидно, уже наскучило слушать, что главные злодеи прошлого века Гитлер и Сталин были атеистами. Гитлер, замечает Докинз, «никогда публично не отрекался от католицизма», а что касается Сталина, который учился в духовной семинарии, «не существует доказательств того, что его жестокость мотивировалась именно атеизмом». Такой же кровожадный негодяй Мао вовсе не упоминается, но, вероятно, можно было бы сказать, что он сам был объектом религиозного поклонения.