Идея государства. Критический опыт истории социальных и политических теорий во Франции со времени революции

Зато я должен настаивать на существовании связи между социально-политической философией доктринеров, либералов и экономистов и не только политическими и социальными, но и чисто философскими тезисами эклектизма. Действительно, эклектизм был господствующей философией этого периода, особенно процветавшей в эпоху Реставрации. Отметить эту связь значит найти один из коренных источников для объяснения установленной столькими школами антитезы между индивидуумом и государством.

Заслуга и оригинальность Кузэна состоят в том, что он возобновил психологические изыскания и вывел из долгого забвения спиритуализм[1488]. Он поднялся на гору, с которой сошли последние представители философии XVIII века. На верху этой горы он вновь нашел (на этот раз с помощью Мен-де-Бирана и немецких учителей) мысль, дух. Он выступил за права духа против доктрин, которые, претендуя на индивидуализм, в то же время отказывали последнему в том, что можно было бы назвать условием его философского бытия. Но, с одной стороны, самая настойчивость, которую он считал необходимым прилагать при разделении фактов на физиологические и психологические, заставила его провести неизгладимую черту между этими двумя областями, с другой – в силу постепенного умерения своих метафизических требований он вполне удовлетворился таким пониманием вещей, при котором дух играл известную роль, имел свою область, но не объяснял всего.

Отсюда этот столь ясно выраженный у эклектиков дуализм между физиологией и психологией, между душою и телом, материей и духом. Кузэн и его школа удовольствовались тем, что освободили метафизику от незаслуженного недоверия, и не пошли далее этого дуализма. Они совсем не поняли того, что нельзя делить метафизику на части, что несколько метафизик не могут сосуществовать в одной системе и что нужно выбирать между той метафизикой, которая сводит пространство к мышлению, и той, которая мышление сводит к пространству. Их собственное решение казалось им не возбуждающим никаких затруднений, никаких сомнений. Они считали его естественным, если не необходимым, выражением истины.

Не настаивая слишком на связи, существующей между тезисами метафизики и социально-политической философии в различные исторические моменты, позволительно думать, что эта дуалистическая концепция не была чужда той популярности, которой пользовалась в то время идея противоположности, антитезы между индивидуумом и государством. В данный момент истории идей эта антитеза одинаково прельщала, как мы видели, и тех мыслителей, которые желали все отдать индивидууму, и тех, которые, действуя в ином направлении, но рассуждая, так сказать, в той же форме, хотели все отдать государству. Эта антитеза в социально-политической области соответствовала антитезе тела и души, духа и материи, в области спекулятивной. И, как обыкновенно случается, политика и социальная экономия казались тем более прочно обоснованными, чем вернее они отражали какую-нибудь господствовавшую философскую концепцию.

Таким образом, эклектизм оказал индивидуализму и хорошую, и дурную услуги. Благодаря его психологии, восстановившей права я, индивидуализм приобрел в избытке силу и доверие, в которых очень нуждался после того, как на него так жестоко напали со всех сторон столько врагов. Но боязливая и как бы направленная в разные стороны метафизика Кузэна и его школы, по-прежнему развивавшая и, по-видимому, оправдывавшая склонность повсюду находить антитезы, эта метафизика принуждала индивидуализм держаться средних путей, на которые увлекли его вышеуказанные различные влияния.

Книга четвертая ГОСУДАРСТВО И ИНДИВИДУУМ ПЕРЕД СУДОМ НАУЧНОЙ ФИЛОСОФИИ