Идея государства. Критический опыт истории социальных и политических теорий во Франции со времени революции

КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ

Борьбу против индивидуализма вели сначала писатели, говорившие от имени религии и морали; философы, пытавшиеся заменить узкую и поверхностную метафизику метафизикой более глубокой; политики, защищавшие правильные теории о происхождении и природе власти; экономисты, стремившиеся гуманизировать бесстрастную доктрину; реформаторы, искавшие новой справедливости. Некоторые из них, как, например, Сен-Симон, заявляли себя сторонниками научного направления, но почти тотчас же круто поворачивали назад. Напротив, защитники индивидуализма в споре со своими противниками постоянно взывали к научному духу, к научному методу. Экономисты, приравнивавшие естественные законы производства и потребления к законам физики; теоретики либерализма, опиравшиеся в своих рассуждениях на аксиомы, теоремы и на выводы из них; философы, устанавливавшие на основании многочисленных доводов параллелизм психологии и естественных наук, – все они наперебой клеймили своих противников утопистами и горделиво считали себя единственными верными, настоящими носителями научной идеи.

Теперь мы дошли до того момента, когда приверженцы и противники индивидуализма меняются местами. Противники индивидуализма говорят от имени науки, а их опровергают доводами морального, идеального характера.

Но социалисты, эволюционисты и позитивисты понимают призыв к науке иначе, чем эклектики, либералы и экономисты. Последние, в сущности, ограничивались указанием на некоторые, довольно отдаленные аналогии между своими работами и работами ученых вообще, будучи убеждены, что тем самым возвышают цену своих собственных заключений. «Наука» была для них модной концепцией, и на нее ссылались так же, как в XVIII веке большинство их предшественников ссылалось на «природу». Мыслители и писатели, к изучению которых мы теперь переходим, имеют иное, вполне определенное представление о науке и гораздо более высокое мнение о научном характере своих работ.

С этим мнением и представлением их о науке можно согласиться, но при том условии, чтобы они не выходили из области положительного знания и не выдавали за науку, подобную другим и обладающую таким же правом на уважение к своим выводам, как химия или физика, какую-то особую позитивную науку, которая не имеет ничего общего с отдельными положительными науками и в своих выводах совершенно не считается с точно установленными для этих наук границами.

Некоторые из писателей, о которых идет речь в этой четвертой книге, сумели оградить себя от этой иллюзии; многие поддались ей; иные склоняются к ней и почти готовы ей отдаться. Можно сказать, что на этой иллюзии останавливается мысль почти всех этих писателей и это сообщает реальное единство системам, столь различным во многих отношениях.