Идентичность: юность и кризис

То, что объединяет моряка-подводника, работающего индейца и растущего ребенка со всеми людьми, отождествляющими себя с тем, чем они занимаются в данный момент или в данном месте, сродни тому "промежуточному состоянию", которое, как мы надеемся, сохранят наши дети, став взрослыми, и которого с восстановлением синтезирующей функции "эго" достигнут наши пациенты. Когда это состояние достигнуто, игры становятся более изобретательными, здоровье - пышущим, сексуальность проявляется свободнее, а в работе появляется больше смысла. Таким образом, нам нужны понятия, которые про-} t лили бы свет на взаимодополнительность синтеза "эго"( i и социальной организации, дальнейшее развитие кото^) / рых - цель любой психотерапевтической деятельности, общественной и индивидуальной.

2. Патология "эго" и исторические перемены

^vB распоряжении ребенка много возможностей идентифицировать себя более или менее экспериментальным путем с реальными или воображаемыми людьми обоего пола, с различными привычками, свойствами, идеями, профес-

62

сиями. Иногда кризисный момент заставляет его сделать решительный выбор. Но (каждый данный исторический пе-риод предлагает ограниченный набор социально значимых моделей, которые могут успешно сочетаться в процессе идентификации. Их приемлемость зависит от того, насколько они удовлетворяют одновременно потребностям созревающего организма, способу синтеза "эго" и требованиям данной культуры.

/Ужасная интенсивность проявления невротических симптомов или преступных склонностей многих детей может выражать потребность незрелого "эго" в защите от бездумного "руководства" или наказания. То, что наблюдателю может показаться особенно сильным проявлением полового инстинкта, часто лишь отчаянная мольба позволить синтезировать и сублимировать "эго" единственно возможным для ребенка способом? Поэтому можно предположить, что наши молодые пациенты отреагируют лишь на такое лечение, которое поможет им добрать недостающие или упорядочить существующие элементы формирующейся идентичности. В процессе лечения и воспитания можно попытаться заменить нежелательные идентификации на более приемлемые, но изначальное направление, в котором идет формирование идентичности, остается неизменным.

?5Г вспоминаю об одном немецком солдате, который эмигрировал в Америку из-за того, что не принимал нацизма, или наоборот - потому, что был неприемлем для нацистов. Его маленький сын во время отъезда в Америку еще не мог впитать в себя нацистские теории, и, как большинство детей, он американизировался быстро и легко. Но через какое-то время у него начался невротический бунт против любых авторитетов. То, что он говорил о "старшем поколении", и то, как он это говорил, совершенно очевидно восходило к нацистским сочинениям, которых он никогда не читал; его поведение было бессознательным индивидуальным бунтом по образцу бунта гитлеровской молодежи. Поверхностный анализ показал, что мальчик, идентифицируя себя с лозунгами молодежи гитлеровского времени, идентифицировал себя с врагами отца^

Родители решили послать его в военное училище. Я ожидал бурного протеста. Но как только на него надели форму и пообещали золотые нашивки, он сильно изме-

63

нился. Как будто эта армейская символика произвела в его внутреннем устройстве внезапную и решительную перемену. Мальчик бессознательно стал членом гитлерюген-да американского образца, курсантом военной школы. Отец, обыкновенное гражданское лицо, теперь был не опасен и вообще не имел значения.

Однако когда-то именно отец и те, кто играл его роль, бессознательно (особенно рассказывая о подвигах времен Первой мировой войны) способствовали формированию у мальчика военного идеала - составного элемента групповой идентичности многих европейцев, а для немцев имеющего особое значение: принадлежности к малочисленной группе этнически чистых немцев-профессионалов. Как историческое средоточие многих более частных идентификаций, идентичность военных продолжает по-прежнему доминировать даже у тех, в ком в результате политических событий она не успела сформироваться.